Шрифт:
Поздно ночью Дарю приехал к генералу Дюма.
– Вам придется отменить завтрашний ужин, – услышал Бейль замечание маршала, – зато сегодня гвардейские драгуны поужинали на славу: спасая дома от огня, они грабят их дочиста, пользуясь тем, что владельцы не жалуются. Проклятый город!
Генералы сели за стол. Ординарцы принесли пунш, но беседа за стаканами не состоялась, так как на стене соседней неосвещенной комнаты вдруг показались красные отблески нового пожара. Вбежал квартирьер и с волнением заявил, что соседний дом охвачен пламенем. Рухнули мечты о спокойном сне.
Глава вторая
Бейль ехал в коляске. Франсуа сидел на козлах. Это была девятнадцатая по счету коляска. По узким немощеным улицам вся вереница экипажей продвигалась с трудом и крайне медленно, так как огонь распространялся с неимоверной быстротой, при полном безлюдье на улицах и в пустынных дворах. Лошади прядали ушами и тревожно ржали, когда волны огня и едкого дыма буквально выплескивались на улицу из окон, лопавшихся с треском и звоном. Наконец, головная коляска остановилась. Была обширная площадь, пустая, с розовой церковью между двух бульваров. Бейль услышал странное татарское слово: «Арбат». Началась выгрузка баулов, портфелей и ящиков. Из одной коляски со звоном посыпались на каменные плиты у красивого дворца бутылки. Черепки и винные лужи покрыли тротуар. Из другой коляски вывалилась со звоном настоящая серебряная восточная лютня, очевидно подобранная кем-нибудь из ординарцев в опустевшем дворце. Прихрамывая ушибленной ногой, Дарю прошел мимо и сказал своим спутникам:
– Кажется, удастся переночевать. Моя квартира в вашем распоряжении. Это дворец графа Апраксина.
Комнат было множество. Они поражали ослепительной роскошью. Все было в полном порядке. Старик дворецкий, голубоглазый, с жилистым и скуластым лицом, почтительно поклонился маршалу Дарю. Бейлю показалось, что кратковременное пребывание маршала уже успело превратить этого дворецкого в удивленного и почтительного слугу французского графа. Старый барский кучер Артемисов, как послышалось Бейлю, по приказанию Дарю отвел Бейля в прекрасную комнату, убранную в роскошном английском стиле.
Бейль остался один. Он пытался читать, но мигающий свет канделябра заставил его бросить книгу. Волнения дня, неожиданное разочарование всей армии, заставшей русскую столицу пустой, но непокорной, – все это вызывало мысли, от которых хотелось отвлечься.
Последний год во Франции был годом наибольшего благополучия Бейля. Хорошо ли было менять эту спокойную жизнь на неожиданности московской войны?
– Да, эту жизнь нужно было сломать, – произнес Бейль вслух. – Из беспокойного младшего офицера Шестого драгунского полка я довольно быстро стал превращаться в сытого и самодовольного буржуа. После скучных дневных часов возвращаться к себе в отель на собственных лошадях, потом посылать Франсуа с коляской к театральному разъезду оперы Буфф за полновесной Анжелиной Барейтер [14] , потом ждать ее возвращения, посматривая на бутылку шампанского и холодную куропатку, потом ужинать с нею, потом раздевать ее и укладывать с собою под одно одеяло, а утром пуховкой разглаживать синие круги у нее под глазами и будить ее этой привычной лаской… ну, сколько лет еще это могли продолжаться? И как мало это было похоже на любовь! Как легко было с этим расстаться!
14
Берейтер Анжелина – певица и актриса парижского театра Опера-буфф.
Словно в ответ на эти мысли, Бейль услышал где-то в дальнем коридоре голос, поющий негромко, но с каким-то странным упоением. Шаги приближались. Мягкий итальянский тенор, тенор настоящего артиста, пел.
Бейль расслышал слова: «Soglion questi tranquilli e lieli-amanti». [15]
Co словами Петрарки, бесцеремонно распахивая дверь и нисколько не смущаясь, певец вошел в комнату Бейля. Певец казался только чрезвычайно удивленным. Он с трудом держался на ногах и, качаясь, выплескивал на ковер вино из большого зеленого бокала. Молодой свежий голос принадлежал старику, артисту Парижской оперы Таркини. Делая вид, что снимает шляпу с низким мольеровским поклоном, с театральной важностью Таркини произнес:
15
Soglion questi tranquilli e lieli-amanti – Эти безмятежные и веселые влюбленные (итал.)
– Извините.
Бейль привскочил:
– Таркини, марсельский тенор!
– Бейль, марсельский бакалейщик!
Молча пожали друг другу руки.
– Я сейчас приду, – сказал Таркини.
– Куда? – спросил Бейль. – Не пущу! Посидите минутку.
– Вы должны помочь мне допить вино. Я один не могу. Сейчас принесу остатки.
– Послушайте, ведь вы не найдете дороги, ведь вы совсем не держитесь на ногах, – сказал Бейль.
– Совсем нет, совсем нет, держусь, но не за ноги, а за вашу руку.
Бейль крепко схватил его за рукав и посадил на кожаный диван.
– Вы подумайте, Таркини, я видел вас в последний раз в Марселе! Это было семь лет тому назад, и вы ни капли не изменились.
– Зато вы все изменились, – резко сказал Таркини. – Я рад, что не видел вас в Париже. Ненавижу Париж, а больше всего мне надоела война. Меня возят в походах в театре, словно имущество зоологического сада; я зверь в зверинце… а я хочу легких овощей из Лангедока. Я хочу козьего сыра из Оверни. Я хочу винограда из Арденн. Скажите, приказчик, как это может раскаленный мергель под нашим солнцем отдавать виноградной лозе пьяную влагу, мешая ее с искрами света. Я хочу слушать песни и пить Дженцано!
– Вы болтаете вздор, вас не слушается язык!
– Вранье! Мой голос – это голос трезвого человека, – ответил Таркини. – Терпеть не могу трезвых людей, презираю и ненавижу, и вас тоже!
– Ну, я могу снова заслужить вашу любовь. Я быстро пьянею, – сказал Бейль. – Как же связать вашу ненависть к Франции с перечислением лучших французских мест: ведь, кроме Дженцано, вы не назвали ни одного итальянского имени.
– Итальянские имена! Где? Что? Ваш император распродал Италию с молотка. Он роздал ее безработным принцам и жуликам из своей семьи.