Я почти не слушаю подошедших к нам близнецов. Меня на время отключило от реальности, потому что в глазах любимой девочки я поймал неожиданные эмоции. Обида, ревность, возмущение. Во мне все ликует от этого открытия. Я думал, Тая меня ненавидит, а она… Улыбаюсь. Значит что-то осталось от того ее сильного чувства. От той, почти детской, наивной влюбленности в обычного подонка, в меня.

Да нет, глупо это. Зачем я ей нужен после того, что сделал?

Сердце вот-вот проломит ребра. Оно рвется к ней и приказы мозга успокоиться ни к чему не приводят. Хочется подойти, поговорить, прикоснуться, но я могу ее потерять. Если отец надавит на Камаева, может быть все, что угодно. Например, дочь вдруг «захочет» поехать учиться заграницу. Никто ведь не знает, как я схожу с ума по своей девочке. Пусть пока все так и останется.

Я соскучился по Тае безумно. От этих мыслей руки сами непроизвольно сжались на тонкой талии моей спутницы.

— Пусти, — шипит в ответ рыжая девчонка, про которую я успел забыть.

Ах да. Спектакль.

Обнял крепче, провел носом по щеке. Слегка коснулся губами. Тая отвернулась от нас. Почему не уйдет? Не может. Она тоже здесь не по своей воле?

— Ей не нравится! Ты не видишь? — за рыжего котенка решил вступиться Кристиан. Я убрал руки от девушки, сделал шаг назад.

— Крис, остынь, — стараюсь говорить спокойно. — Девочка не для вас, ты и сам знаешь. Вам нельзя. А мне… — усмехаюсь. — Я знаю, ты слышал разговор, — уже совершенно серьезно. — Иди к невесте. Не порти вечер своему отцу.

А его отец открытым текстом дал мне зеленый свет. Мало мне моего Аслана Ленаровича. Но его я хотя бы могу понять, он хочет наказать непослушного сына. Старший Реваль видимо решил, что мне мало и тоже имел честь проехаться по мозгам, рассказывая, насколько важен этот брак и ценны подобные связи. Обложили со всех сторон, но иногда чтобы выиграть, надо поддаться и сделать вид, что ты проиграл.

Тая

Я ушла с этого праздника жизни. Стало противно.

Встала под теплый душ, закрыла глаза позволяя каплям стекать по коротким волосам, лицу, телу. У меня ощущение, что я нахожусь в театре абсурда, а не в доме уважаемой, сильной и известной семьи. Кажется, что мир сошел с ума и наши родители забыли, что эту семью они создавали сами. Сами выбирали женщин, влюблялись, наверняка делали ошибки. Почему нам нельзя? Почему Милли затравленно смотрит на Гера, а он не сводит взгляда с меня? Почему Стефан никак не найдет точек соприкосновения с отцом, а Кристиан с отвращением кривится от присутствия собственной невесты? Почему я вынуждена быть здесь, в спальне чужого для меня мужчины? Неужели всем наплевать на это?

Деньги превыше семьи, превыше чувств. Дети нужны для того, чтобы закреплять сделки, создавать новые союзы. Сегодняшний вечер поверг меня в шок. Я просто потерялась в этом лицемерии, надменных взглядах и натянутых улыбках. Завидую Стефану. Он пока единственный, кто открыто сопротивляется. За это отец обязательно его накажет, но парень отстаивает себя. Это вызывает восторг.

По телу бегут мурашки. Обняла себя руками за плечи, прибавила температуру воды. Я тоже буду сопротивляться. Выживу ли я без денег отца, если вопрос встанет именно так? Однозначно! Это не то, что я боюсь потерять.

Подняла голову выше, мазнула ладонью по запотевшему зеркалу, улыбнулась своему отражению. Что я могу сделать прямо сейчас? Подружиться с Милли. Запуганной, зажатой девочке, явно не привыкшей к такому вниманию и окружению точно не помешает друг, который лучше ориентируется в этом серпентарии.

Обернулась мягким полотенцем, вышла в комнату и замерла. На подоконнике, привалившись спиной к окну, сидит Герман и с невыносимой тоской в глазах смотрит на меня. Тело снова покрылось мурашками. Первым порывом стало подойти, я даже сделала пару шагов в его сторону, но остановила себя.

Никто не знает его таким. Всегда ершистый, наглый, надменный, немного отмороженный. За те две недели, что у нас были, я узнала другую сторону младшего Амирова. Нежный, рассудительный, внимательный и да, ревнивый. Он прятал наши отношения в мятых простынях, а свои настоящие эмоции в обжигающих поцелуях. Я не хотела, чтобы Гер уходил. Было больно, когда бросил, вычеркнув из своей жизни, наговорив обидных слов, приравнял к своим «коллекционным» девочкам. И эта обида и боль не дают мне подойти сейчас ближе.

— Привет, — он заговорил первым.

— Выйди отсюда, я не одета, — голос почти не дрожит.

— Я видел тебя и без полотенца, — грустно улыбается. — Как тебе Стефан? — язвит, сощурив свои карие глаза.

— Тебя это не касается, Гер. Уходи, — дурацкое полотенце так и норовит сползти с груди, сжала его крепче в кулачок, но оно задралось. Снизу теперь едва прикрывая все самое интимное. Мне некомфортно под мужским голодным взглядом.

— У вас ничего не выйдет, — он спрыгнул с подоконника, подошел почти вплотную.

— Гер… — застыла на месте пытаясь сосредоточиться, но запах, взгляд, которые я так и не смогла выбросить из головы, кружат, волнуют, разгоняют пульс. — Уйди, пожалуйста, — уверенность испаряется, она плавится рядом с ним, стекает к нашим ногам.

— Теперь мы будем видеться чаще, — двумя пальцами убрал с моего лица прядь волос. — А Стефана не будет в твоей постели, Тай, — в голосе появились хрипловатые оттенки. Он ревнует. До сих пор ревнует! — Никого, кроме меня не будет. Об этом я позабочусь, — звучит как принятое решение.