— Что вы себе позволяете? Что вообще происходит? — она смотрит на Олега в поисках поддержки, но тот, ссутулившись, увлеченно вчитывается в письмо. — Скоро проверка, развели бардак… Всю неделю будете выходить сверхурочно. И никаких отгулов, вы меня поняли, Майя Станиславовна?!

— Наталья Феликсовна, помните тот аудит, к которому я самостоятельно подготовила отдел? Разве не после него вы ушли на повышение?.. — невинно хлопаю глазами, изображая дурочку, и чешу карандашом затылок. — Дополнительные часы будут оплачены? Или обратиться в инспекцию по труду?

Натали щурится, поджимает губы, но… молчит. В помещении повисает тишина — слышен только гул авто, проезжающих за окном, и вздохи кондиционера.

Произведенный мною фурор воистину запомнится надолго. Удовлетворенно принимаюсь за изучение документов — адреналин постепенно приходит в норму, но под пальцами щелкает статическое электричество. Чувствую себя супергероем — эти двое, как наиболее яркие представители гнилого социума, наконец получили по заслугам.

Стрелки на часах доходят до пяти, под удивленные взгляды коллег гордо покидаю офис и изящно сбегаю вниз.

Солнце еще высоко, по-настоящему летнее тепло сквозь тонкую ткань блузки согревает кожу, свободного времени вагон… Я собираюсь напиться.

Прореветься, отключить мысли, впасть в забытье и уснуть.

Подсчитывая в уме наличность, сворачиваю в тенистый сквер — в просвете между темно-зелеными лапами сияют бликами стеклянные двери алкомаркета. За спиной слышатся шаги, и потаенная радость вырывается наружу — это Тимур, я уверена.

Быстро оборачиваюсь и поднимаю голову, но там, где должен пылать загадочный черный взгляд, топорщатся светло-русые волосы Олега.

— Ну что еще… — от разочарования хочется съездить ему кулаком под дых.

— Что еще?! — шипит тот. — Если кто-то узнает про нас, я тебя придушу, Колесникова. Просто запомни это. Я из тебя душу вытрясу, поняла? И кто ты такая, чтобы на х… меня посылать? За слова ответить не хочешь?

От его близости мутит, вселенская усталость сковывает тело.

— Олег… Иванович, убери… те руки! Вы все услышали. Повторить?

Матерясь, Олег коротко замахивается, и я, отшатнувшись, вжимаю голову в плечи. Только что наш герой раскрылся с неожиданной стороны. Повезло Натали…

— Грабли от нее убрал! — внезапно возле нас вырастает высокая фигура в ярко-зеленой футболке и коротких светлых джинсах. Кулак Олега разжимается, холодные пальцы отпускают мой локоть, а сам «недорыцарь» бледнеет настолько, что становится бесцветным.

Над ним стеной возвышается Тимур, и таким взвинченным я не видела его ни разу.

Под ложечкой сосет от страха и восхищения. Он чертовски красив. Он вовремя, он защитит, и горло сковывают слезы благодарности.

— Тимур, не надо, прошу тебя… — тихонько мямлю, но он не ведет и бровью — лицо застыло от ярости, презрительная ухмылка напоминает оскал. Если Олег не отступится прямо сейчас — огребет. Тимур сильнее физически и настроен крайне серьезно.

— Спасибо за участие, но мы разберемся сами! — «недорыцарь» благоразумно пятится назад, запрокинув голову, заискивающе улыбается, но тут же просекает неладное: — А ты кто такой?

— Ее парень. Это я тебя на три буквы послал. Еще вопросы?

Похоже, мои просьбы опять не подействовали. Тимур берет на себя слишком много, но мне нравится слышать его слова, а видеть испуганную пораженную физиономию Олега — дорогого стоит.

— Колесникова… Я тебя бросил, и ты с горя на детский сад перешла? — нервно хихикает тот, отступая к бордюру и, споткнувшись, ломится через газон и елки к многолюдной площади.

— Подойдешь к ней ближе, чем на два метра, ушлепок, — рожу разобью! — орет Тимур ему вслед, а я без сил опускаюсь на скамейку.

***

22

Лет десять за меня не заступался парень. То есть… не заступался вообще никто.

Утренние установки неумолимо рушатся, но я продолжаю сочинять мудрую назидательную речь — никакого общения, никакой дружбы. И уж тем более никакой любви…

Тимур садится рядом, сжимает и разжимает кулаки, бьет ими по коленям.

— Сука, какой же слизняк. Я все равно его урою, из принципа подстерегу и заставлю извиняться на камеру, как сейчас модно.

— Что ты тут делаешь?.. — вклиниваюсь в его словесный поток, и он, вспомнив о моем существовании, достает из кармана джинсов две тысячи.

— Держи. И не ври — я должен тебе явно больше.

Снова вижу в его темных глазах тепло и несвойственную людям такого возраста неизбывную тоску, и тону в сожалениях. За пару недель он стал для меня самым близким и дорогим человеком.