Ноги меня сами принесли к ближайшей парикмахерской. Что и не удивительно — здесь Женька постоянно подстригался. «Ландыш» — всплыло в памяти её название. А еще есть «Магнолия» в центре, где бабуля делает завивку.

К моему удивлению, возле лестницы в это заведение ошивались братья Лубенцы. Увидев меня, страшно обрадовались, как будто мы не расстались всего два часа назад.

— Что? Тоже оболванивать послали? — кивнул я на парикмахерскую, после того как мы поручкались.

— Ага, — как то сразу погрустнели две одинаковые мордочки. — Налысо.

— С фига ли? Что? Других причесок нет? Или вас в наказание?

— Не. Там в мужском зале, детей практикантка стрижет. А она может только под ноль.

— Так пойдёмте в другую парикмахерскую.

— Нам по двадцать копеек дали, а в других дороже. Да и батя сказал покороче.

— Ну, ваше дело. Я тогда в «Магнолию» побегу. Бывайте, — попрощался я с братьями.

Как всё-таки хорошо иметь здоровое и молодое тело. До центра доскакал минут за десять. По пути не удержался и разменял металлический рубль, купив в киоске фруктовый лёд в картонном стаканчике за десять копеек.

Очереди в мужской зал парикмахерской к моему удивлению — не было. Высокая улыбчивая женщина с внушительным бюстом усадила меня в кресло.

— Как стричься будем, молодой человек? Бокс, полубокс, канадка? — перечислила она.

Я задумался. Может что-то покороче, все равно ведь собираюсь таскать всюду панаму.

— А, ежик, можете?

— Конечно. Уши открываем?

— И уши, и виски, шею с лбом полностью, — счёл нужным уточнить я.

— Это модельная стрижка получается. Сорок копеек. Есть?

— Да, есть. Сейчас платить?

— В кассу иди. Скажи там — модельная за сорок. Чек принесешь и начнем.

Подстригли меня быстро, но качественно. На прощание, от души попшикали одеколоном. Остановившись в фойе парикмахерской, я с удовольствием полюбовался получившимся результатом. Получилось, надо сказать, своеобразно. Агрессивно. Этакий наглый, мелкий пацанчик из девяностых. Круто, надо будет запомнить мастера.

С сожалением напялил на голову панаму и отправился дальше по своим делам. Небольшой маникюрный набор с ножницами и пилочкой купил в киоске «Союзпечать». И на оставшиеся от железного рубля пять копеек вернулся домой на автобусе. Бумажный рубль так и остался лежать в карманчике треников.

Вечером, мне все-таки пришлось заниматься примеркой. Бабуля придумала какое-то новшество и хотела им похвастаться.

— Смотри, Жень. Я на кармашек жилетки тебе флажок пристрочила.

И правда, на клапане нагрудного кармана — гордо красовался флажок СССР. Такой, как на стройотрядовских штормовках.

— Ба, а ты где его взяла?

— Ой. Да у меня их много. Когда на швейной фабрике работала, прихватила на всякий случай. Красиво же, правда!

— Да. Классно. Бабуль? А ты можешь, еще такой-же пристрочить на боковой карманчик? Вот сюда, — и я показал на правый накладной карман на шортах.

— Конечно могу. А ведь и правда. И на жилетке будет и на шортах. Какой ты у меня вумный!

Бабуля притянула меня к себе, обняла, потом отстранила, и взъерошив и так короткую прическу, сказала:

— Как хорошо тебя подстригли. А пахнешь как! Запомнил мастера?

— Да, баб. Это в «Магнолии», в центре.

— Ну тогда понятно. Всё. Беги, пострел. Я пока второй флажок тебе пришью.

Мой новый костюм оценили и во дворе. Пацаны дня два выспрашивали где и кто мне его сделал, а потом просто потеряли к нему интерес. Но, как оказалось, не все. Сашка Пархоменко из кооперативного дома, так разрекламировал своей матери мой костюм, что она заказала бабуле аналогичный перешив. А после неё и ещё несколько женщин заказали подобные переделки.

За оставшийся июнь я успел многое. Починил свое кресло и теперь не боялся ночного обрушения нелепой конструкции из ведра, которое заменяла ему задние ножки. Добрёл со своей удочкой до «Широкого» ерика и поймал с десяток карасей, в которых бабуля и опознала тех таинственных «карабасов».

С рыбой вообще получилось неожиданно. Бабушка с ходу отказалась к ней прикасаться и заявила, что чистить и готовить её не умеет. Как бы странно это не выглядело для данной местности и позиционирования себя казачкой.

Делать было нечего, почистил сам и сварил уху. Которую к моему удивлению бабуля ела вполне охотно, хотя и ворчала что это не правильная уха, не казачья, без томата.

— Ба, так казаков, выходит, из Америки завезли? — решил я приколоться над ней.

— Что ты несешь, пустозвон? — возмутилась она.

— Так ведь родина томатов же южная Америка.

— Ну и ладно. Значит мы с тобой тоже американцы. Ты уж, по цвету, точно.

Это она намекала на мой странный медный загар, которым я все же обзавелся. Обгорел, был намазан простоквашей, облез, затем опять обгорел и после второго сбрасывания кожи, приобрел цвет меди с патиной. Где в качестве патины выступали россыпи моих веснушек.