А мне с ним спать придётся. Сегодня. Я чётко это понимала, я и так долго тянула, не решаясь. Слишком велик контраст после Шерхана. ЭТО. Слишком. Но если я не дам ему сегодня, он просто бросит меня и найдёт другую. Да хоть эту официантку.

И так противно стало вдруг. До боли. Замерла. Потом развернулась и направилась в сторону гардеробов. Один раз, несколько лет назад, мне пришлось бежать из ночного клуба в одном лишь платье, зимой, с тех пор я с улыбкой забираю свой номерок, даже если его протягивают мужчине. Одно из правил.

Торопливо накинула шубку, выскочила на улицу незамеченной своим спутником. Теперь можно не притворяться. Теперь можно поплакать. И по своим сожалениям тоже — я знаю, что буду жалеть о том, что ушла сегодня. Потому что мне нужен сильный обеспеченный мужчина, а они на дороге не валяются.

— Ну и похер, — заключила я.

Утерла слезы, шагнула в вечернюю темноту. Дальше все получилось быстро. Машина, на которую я внимания не обращала, остановилась рядом, дверь открылась, и меня прямо внутрь кто-то сзади толкнул.

Закричала, мне грубо ладонью рот зажали. Ладонь пахла сигаретами и тяжёлой туалетной водой. Её я укусила, мне отвесили пощёчину и толкнули в сторону. Машина уже ехала, в голове моей гудело набатом — сильно ударил.

— Я обращусь в полицию, — бесполезно пригрозила я.

— Детка, мы и есть полиция, — усмехнулся тот, кто меня ударил.

Окинула его быстрым взглядом. Не полиция, нет. Из этих структур, но явно кто-то круче. Такие слои, о которых страшновато думать, и дел с которыми иметь не хочется. Только не спросили меня.

Привезли к какому старому дому, окна тёмные. Грубо вытащили по лестнице, втолкнули в комнату. Их трое, но в соседней комнате ещё есть, успела заметить. Всё трое сели, а я стою беззащитная, кажется — голая.

— Давай говори про любовника своего, — усмехнулся главный мучитель.

Я чётко и сразу поняла о ком речь.

— Он больше не мой любовник. Вам другая женщина нужна. Отпустите, ничего не скажу, потому, что не знаю.

Он встал. Я сжалась, ожидая удара, который не замедлил явиться. Шубу мою сдернули, её ещё Шерхан дарил, красивая. На пол бросили… Ударил ещё раз, в глазах потемнело. Рванул платье, оно беспомощно затрещало, пошло по швам, прижимаю его к себе, чтобы не упало.

— У него сделка на носу, — прошептал он. — А такие шлюшки, как ты, очень глазастые и приметливые. Ты не могла не слышать ничего, ты умная девочка, я уверен. Если будешь паинькой, уйдёшь целой и здоровой. Если нет… Нас тут много. Тебя когда-нибудь уже по кругу пускали? Хочешь попробовать?

Я заплакала. Он, этот мучитель, только подтверждал и так понятную мне истину — в этом мире не выжить без сильного мужчины. Никак. И я знала, он сделает, что грозится, и ничего ему за это не будет.

Прости, мысленно взмолилась я. Прости меня, Шерхан, пожалуйста.

— Большая Поповка, — сипло сказала я. — Заброшенная деревня. Там где-то…

Меня не отпустили сразу, проверять будут. Заперли в комнате. Там я вволю поплакала, думала о Шерхане, о том, что не стоило мне тогда подслушивать — тогда бы и предать не смогла.

А ночью он пришёл, мой мучитель. Но один, а это я переживу, я же и правда, умная девочка.

Шерхан

Во рту — как в Сахаре.

Сушняк жуткий. Я попытался облизать пересохшие губы, но ничего не вышло. Глаза открыть — ещё тяжелее, веки слиплись. Тело мое отказывалось слушаться.

Мне это не понравилось.

Я вообще не любил, когда не по-моему выходит.

Поднапрягся, открыл глаза. Светло так, аж больно, режет. Поморгал, возвращая зрению четкость. Не сразу, но смог разглядеть, где нахожусь.

Над головой потолок белый, с потрескавшейся местам штукатуркой. Стены, окрашенные унылой синей краской. На большом окне — решётка двойная… События прошедшие пронеслись, Лиза, Иман, СИЗО, пресс-хата. Не ожидал я, что меня сразу на ножи поднять попытаются, обычно выбивают признания, полеты с верхней полки организовывают.

Но, видимо, на меня заказ был серьезный… Радовало, что живой. Значит, и дальше выживу.

Рукой шевельнул, от движения бок разом обожгло болью. Зубы сцепил, пытаясь отдышаться, от слабости все тело трясет. Слабым мне быть нельзя было, слабым тут не выжить.

Извернулся кое-как, покрываясь испариной, но бочины раненной коснулся. Под пальцами — повязка марлевая, а под ней огнем жжет. И снова ведь в то место, где прошла уже пуля.

После таких упражнений требовалось ещё отлежаться. Я смотрел в окно, за которым ни черта не видно, только снег мел, и думал, какая же гнида помогла мне сюда отправиться.