Марина изумилась, и начала вполголоса расспрашивать мужа, как, на какие деньги. Маша радостно заулыбалась. Мама всплеснула руками:

– Ну вот, а для кого же мы дачу покупали?

– Для себя, Леночка, для себя, – утешил ее папа.

– А я думала, для внуков. Теперь они к нам на дачу не приедут.

– Ой, что ты, мама! Конечно, приедут, – заверила Маша.

– Да, мама, не волнуйся, – подключилась и Марина, уже выяснившая, чем пожертвовал Андрей ради коттеджа. – Сто раз приедут, еще надоесть успеют.

Так появился у сестер Белых загородный дом. Виктор Александрович не был бы тем, кто он есть, если бы не сделал все по-своему. Он появился наутро после вселения Марины с Андреем (Маша с Олегом успели заехать раньше), чтобы поздравить их с новосельем. Дорогу от своего дома до коттеджа он преодолел пешком, но машина уже ждала его за воротами. За его спиной с отрешенным видом возвышались охранники, братья Богдановы. Эти два «шкафа на ножках» были близнецами, абсолютно на одно лицо. Когда Марина видела их, стоящих симметрично за правым и левым плечами Краснова, они производили такое пугающее впечатление, что хотелось забиться под диван.

– Ну, что, вам здесь нравится? – спросил Виктор Александрович с радостной улыбкой и протянул два конверта: один – Андрею, другой – Олегу. В каждый была вложена фотография улыбающегося Краснова с двумя младенцами на руках. Одна была подписана «Марина и Андрей! Спасибо, что подарили мне счастье быть дедом!» На другой было написано: «Маша и Олег! Спасибо за возможность чувствовать себя дедом дважды!» Одинаковым было содержимое конвертов: квитанции банка о погашении ссуды.

Марина думала, что Андрей будет отказываться от такого дорогого подарка, как было уже не раз. И уломать его принять коттедж будет нелегко. Но Андрей повел себя необычно. Он пожал отцу руку и сказал:

– Спасибо, папа! Я тебя теперь понимаю. Надеюсь, я своему сыну тоже смогу подарить что-нибудь хорошее.

В этот раз пришлось уговаривать Ярославских. Виктор Александрович убедил Олега, что собирается извлечь выгоду, во-первых, из наличия в такой близи от своей дочери дипломированного детского врача, во-вторых, от присутствия программиста, который в свободное время, если захочет, сможет усовершенствовать общую для двух усадеб систему охранной сигнализации. Выдумал он эти аргументы сам, или ему помогли его психологи, но Олег принял их. А потом они вдвоем успокоили разволновавшуюся Машу.

«До чего здесь тихо и спокойно!» – думала Марина, лежа с закрытыми глазами. Она сегодня, как обычно, проснулась за пять минут до звонка будильника, без пяти шесть, тихо поднялась, набросила халат, взглянула на спящего ребенка и пошла на кухню. Она принципиально заставляла себя вставать утром и готовить мужу завтрак. «Поспать я и днем могу, а ему весь день работать надо». Обычно, Марина варила кашу: пшенную, гречневую или овсяную. После тридцати Андрей стал жаловаться на желудок. Марина, не прибегая к помощи семейных докторов, прочла ему пространную лекцию о здоровой пище и начала воплощать теорию в жизнь. Запеканки вместо жаркого, тушеные овощи и мясо, рыба в фольге, паровые котлетки, зеленые щи и борщ без шкварок, ежедневная утренняя каша. Андрей сначала неохотно ел овсянку, но вскоре привык, почувствовал себя лучше и даже сочинил афоризм: «Колбаска – праздник языка, овсянка – праздник живота». «Чувствуется опыт руководства рекламным агентством», – похвалила Марина его слоган.

Накормив Андрея завтраком, Марина быстро убрала на кухне, стараясь не шуметь. На кухне перегородка была довольно тонкой, и они с Машей могли переговариваться, почти не повышая голос. Совершенно очевидно, что при разделе коттеджа на две половины, Краснов предполагал проживание в нем близких родственников. Сегодня на половине Ярославских было тихо, они еще не вставали. Марина завидовала сестре: Олег не каждый день ездил в Москву. Как и большинство программистов его фирмы, он много работал дома, широко пользуясь Интернетом и электронной почтой. А Андрей не мог бросить свое хлопотное хозяйство ни на день.

Казалось бы, Марине было некогда скучать с маленьким сыном на руках. Сначала она с ног сбивалась. Но постепенно освоила нехитрые обязанности по уходу за малышом: кормление, купание, гимнастика – и размеренная, словно текущая по кругу жизнь стала ей надоедать. Дни почти не отличались один от другого. Завтрак, обед, ужин, утром – зарядка, днем – прогулка, вечером – стирка. А уборка в непрерывном режиме. Круг общения Марины сократился до минимума: ежедневно она виделась только с сестрой и Олегом, гуляла вместе с Юлей или ее мамой. Работать она пока не могла. Ее рубрику в журнале вела теперь Ира Савельева. Марина сама же и устроила университетскую подругу на свое место. Она не собиралась отбирать его и впоследствии, так как Ирине очень подошло писать статьи о хороших людях по письмам читателей. Только эта работа и могла бы быть «надомной» для Марины, а интервью и поездки вообще остались как будто в далеком прошлом.

Руки Марины были заняты, а вот ум скучал. Марине, деятельной по натуре, не хватало событий, впечатлений, разнообразия. Сашеньку она ощущала частью себя, он был ей бесконечно дорог и близок, но не мог заменить весь остальной мир. Ей хотелось от мужа получать больше внимания, но он часто приезжал такой усталый, что в конце ужина буквально клевал носом. Вместо обстоятельного разговора получался короткий обмен новостями почти в стиле СМС-сообщений. Марина тогда жалела, что не осталась жить в московской квартире, ведь время, потраченное на дорогу, оставалось бы для общения Андрея с женой и сыном. Но иногда Андрей приезжал пораньше, был разговорчив и весел, брал на руки сына, стоял с ним у окна, в которое заглядывали не балконы соседних домов, а зеленые еловые лапы с рыжими шишками. А в выходные они гуляли на своем участке среди елей и сосен, вдыхая запах хвои и чистого снега, ходили в гости к Ярославским или даже к Юле. После ужина смотрели новые фильмы на компакт-дисках, танцевали или беседовали. Тогда Марине казалось, что их коттедж – просто идеальное семейное гнездышко. Тишина, покой, свежий воздух, безопасность и комфорт.