– Хочешь со мной прокатиться? – неожиданно спрашивает Давид.

– Шутишь? – резко дёргаюсь.
– Конечно хочу…

Я устала сидеть в четырех стенах, а тут такое заманчивое предложение. Пусть хоть на край света меня отвезёт. Куда угодно, лишь бы быть с ним.

– Тогда собирайся, - кивает Юсупов, суживая глаза.

Я не знаю, куда мы едем, потому что не задаю лишних вопросов и действую быстро. Мне всё равно… Правда всё равно, лишь бы не в одиночку, лишь бы не здесь. Мы обязательно всё преодолеем, если будем вместе. Если он только позволит его любить.

Давид невозмутимо наблюдает за тем, как я снимаю с себя домашние вещи и быстро надеваю джинсы, кроссовки и толстовку. Почему-то чувствую, что ни на какой светский прием мы не едем. Это что-то особенное, другое… Взгляд мужа скользит по моим бедрам, животу, груди. Жаль, но я не вижу в нем былого возбуждения ко мне. Просто взгляд, будто он смотрит не на живую женщину, а на статую, хотя и живой-то с трудом меня можно назвать.

Юсупов сегодня за рулём. Гонит автомобиль по ночной трассе, молчит и смотрит прямо. Я искоса поглядываю на профиль мужа, полностью ему доверяя.

Автомобиль сворачивает в сторону посёлка, едет по ухабистым дорогам, освещая фарами незнакомую округу. Позади нас доногяет вооруженная охрана, хотя в свете последних событий я уже никому из них не верю. Давид сказал, что в день моего похищения ребят тоже перехватили. Была мощная перестрелка, троих охранников убили.

Внедорожник Юсупова останавливается у высоких железных ворот, за которыми ничего не видно. Я с оживлением осматриваюсь по сторонам, гадая куда мы приехали и радуясь тому, что вот уже полчаса не грызу себя из-за утерянной беременности.

Ворота открываются спустя минуту. Охранник кивает мужу в знак приветствия, затем поднимает шлагбаум. Сюда не так-то просто попасть простому смертному, а значит, что Давид здесь часто бывает.

– Это мой склад, - словно прочитав мысли произносит муж.

Киваю, поворачиваю голову к окну. Из-за темноты на улице слабо вижу, но понимаю, что всякого добра здесь навалом. Чего только стоит множество ангаров, автомобильной техники и количество гектар прилегающей территории.

Мы приближаемся к последнему ангару, который стоит у забора. Позади него уже виднеется густой сосновый лес: торчат ветки деревьев и шишки, которые попадают на территорию склада.

Юсупов глушит двигатель, выпрыгивает из автомобиля, обходит его и подает мне руку. От прикосновения к теплой коже мужа меня сотрясает будто от разряда тока. Мертвое, казалось бы, сердце тут же оживает и начинает отчётливо стучать в груди, разгоняя кровь по венам. Я способна любить и чувствовать тоже...

Спрыгиваю на пол слишком резко. Тут же хватаюсь за живот и ощущаю неприятные покалывания внизу.

– Осторожнее, - просит Давид с легким укором.

Я иду следом за ним, летний холод пробирается под толстовку и студит разгоряченное после салона тело.

Ангар освещен и совершенно пуст. Здесь ходят какие-то люди, которые останавливаются, чтобы поздороваться с моим мужем, но никакого товара здесь нет. Рабочие бросают короткие взгляды в мою сторону, наверняка недоумевая, что я здесь делаю. Честно говоря, я и сама не знаю, но чувствую, что ответ уже близко.

За тяжелой алюминиевой дверью, которая открывается со скрипом, вижу Цуканова. Он сидит в небольшой слабоосвещенной комнатушке. У мужчины толстой верёвкой связаны руки, во рту торчит грязный кляп и сидит он на стуле в какой-то странной скрюченной позе. Возможно, его ранили или даже сломали кости. На лице следы от свежих ожогов, веко разорвано и кровоточит.

В любом случае, мне его не жалко... Быть может это из-за того, что в последнее время стандартные человеческие эмоции мне чужды, а может потому, что именно по его наводке истязали Лору и погубили моего ребёнка. Юсупов сказал, что тело девушки нашли зарытым в саду у дома в котором нас держали…

Цуканов поднимает на меня ненавидящий взгляд, а я смотрю на него с таким же ответом. Сжимаю пальцы в кулаки, сотрясаюсь от сильных эмоций. В последнее время негативного во мне гораздо больше, чем позитивного. Всё, что наполняет меня это горечь, боль, страх, равнодушие… А теперь ещё и ненависть к тому человеку, который лишил меня чего-то живого и светлого.

***

Во взгляде Цуканова больше нет мочи и власти. Серые глаза кажутся жалкими, словно у побитого собачонки, которого выставили на улицу и лишили всего, что у него было: крова, доступа к еде и воде.

Цуканов наверняка ждёт, что я его пожалею, попрошу мужа отпустить и не стрелять, но Давид понимает меня лучше других. Я не хочу никому мстить. Хочу лишь, чтобы виновные понесли наказание. На нашу судебную систему надеется не могу. В криминале свои порядки и законы, поэтому я верю только Давиду.