Это очень рассмешило его, открыв рот и зажмурив глаза, он минуты две колыхался, всхлипывая, хлопая руками по коленям, а успокоясь, весело заговорил:

– Ох, глупость я сморозил! Ну, знаете, это со мной бывает, - вдруг вижу я себя бедным и становлюсь расчётлив, скуп. Другие из нашего брата фальшиво прибедняются, зная, что бедному - легче, душе свободнее, с бедного меньше спрашивают и люди и бог. У меня - не то: я начисто забываю, что богат, пароходы имею, мельницы, деньги, забываю, что впрягла меня судьба в большой воз. В душе я не скуп, деньгами не обольщён, просят - даю.

Крепко вытер платком мокрый глаз и продолжал задумчиво:

– А бывает, хочется мне в бедном трактире посидеть и чаю со ржаным хлебом попить, так чтоб и крошки все были съедены. Это бы можно понять, если б я когда-то бедность испытал, но я родился богат. Богат, а - есть охота милостыню попросить, самому понять, как туго бедность живёт. Этого фокуса я не понимаю, и вам, наверное, не понять. Эдакое, слышал я, только у беременных баб бывает...

Отвалясь на спинку дивана и закрыв глаза, он тихо бормотал:

– Капризен человек... чуден! Вот Гордей Чернов бросил всё своё богатство и дело на ходу, - в монастырь сбежал, да ещё на Афон, в самую строгость. Кириллов, Стёпа, благочестиво и мудро жил, скромен и учён, до шести десятков дожил, - закутил, поставил себя на дыбы, как молодой гуляка, на позор и смех людям отдал. "Всё, говорит, неправда, всё - фальшь и зло, богатые - звери, бедные - дураки, царь - злодей, честная жизнь - в отказе от себя!" Да. Вот - Зарубин тоже. Савва Морозов, большого ума человек, Николай Мешков - пермяк, с вами, революционерами, якшаются. Да - мало ли! Как будто люди всю жизнь плутали в темноте, чужими дорогами и вдруг видят: вот она где, прямая наша тропа. А - куда тропа эта ведёт однако?

Он замолчал, тяжко вздохнув. За окном, в лунном сумраке, стремительно бежали деревья. Железный грохот поезда, раздирая тишину полей, гнал куда-то тёмные избы деревень. Испуганно катилась и пряталась в деревьях луна, вдруг выкатывалась в поле и медленно плыла над ним, усталая.

Перекрестясь, Бугров сказал угрюмо:

– У нас, в России, особая совесть, она вроде как бешеная. Испугалась, обезумела, сбежала в леса, овраги, в трущобы, там и спряталась. Идёт человек своим путём, а она выскочит зверем - цап его за душу. И - каюк! Вся жизнь - прахом, хинью. Худое, хорошее - всё в один костёр...

Он снова перекрестился, зажмурясь. Я стал прощаться с ним.

– Спасибо, что зашли! Вот что - приходите-ка завтра, в час, к Тестову в трактир, пообедаем. Савву позовите - ладно?

Когда Савва Морозов и я пришли к Тестову, Бугров уже сидел в отдельном кабинете у накрытого стола, два официанта в белом, как покойники в саванах, почтительно и молча суетились, расставляя тарелки с закуской. Бугров говорил одному из них, называя его по имени и отечеству:

– Дашь мне вино это рейнское - как его?

– Знаю-с!

– Здорово, Русь, - приветствовал он нас, а Морозов, пожимая ему руку, говорил:

– Пухнешь ты, Бугров, всё больше, скоро тебе умирать...

– Не задержу...

– Отказал бы мне миллионы-то свои...

– Надо подумать...

– Я бы им нашёл место...

Согласно кивнув головою, Бугров сказал:

– Ты - найдёшь, честолюбец! Ну-тко, садитесь!

Савва был настроен нервно и раздражённо; наклонив над тарелкой умное, татарское лицо, он торопливо, дробной речью, резкими словами стал передавать рассказ какого-то астраханского промышленника о том, как на Каспии истребляют сельдь, закапывая в песок берегов миллионные избытки улова.

– А из этого можно бы приготовить прекрасный удобрительный тук, рыбью чешую превратить в клей...

– Всё ты знаешь, - вздохнув, сказал Бугров.

– А вот такие, как ты, сидят идолами на своих миллионах и ничего не хотят знать о нуждах земли, которая позволяет им сосать её. У нас химическая промышленность не развита, работников для этого дела нет, нам необходимо устроить исследовательский институт химии, специальные факультеты химии нужны... А вы, дикари...

– Ну, начал ругаться, - примирительно и ласково сказал Бугров.
– Ты ешь, добрее будешь!..

– Есть - выучились, а когда работать начнём?

Бугров попробовал вино, громко чмокнул и заговорил, глядя в бокал:

– Очень много ты, Савва, требуешь от людей, они от тебя меньше хотят. Не мешал бы ты им жить.

– Если б им не мешать, они бы и по сей час на четырёх лапах ходили...

– Никогда мне этого не понять!
– с досадой воскликнул Бугров. Помыслили праздные люди: откуда человек? Решили: от обезьяны! И - радуются!

С удивлением и горечью он спросил:

– Неужто ты веришь в эту глупость? Да - ведь если б это и правда была, так её надо скрыть от людей.