Шрифт:
Слишком уж выделялась.
И мальчишка повелся, встал, взял ковшик двумя руками, а потом выдохнул и выпил. Весь. До дна. И наклонившись, если не захмелев, то почти, ткнулся мокрыми губами в девичью щеку.
Заорали мужики.
Затопали.
А Миха с тоской подумал, что пещера и в самом деле была далеко не худшим вариантом. В Михин же бок ткнулся кулак и мужик, сидевший рядом, сказал:
— Ешь, господин хороший, а то ишь, отощал.
Миха подумал и согласился.
Отощал.
И еда — это хорошо. А хорошая еда и того лучше. Остальные же проблемы он будет решать по мере их поступления. И даже от ковша, который, робея и краснея, подала ему бледная женщина не отказался. Местная брага была кислой и слабой, а вот хлеб удался.
За хлеб, вкус которого он почти уже позабыл, Миха готов был простить многое. Даже брагу.
— Многие годы! — вновь заревели за столом.
И мальчишка сам потянулся к ковшу.
Глава 43
Господин барон изволили блевать. Прямо с крылечка, которое не было ни резным, ни золоченым, но для процесса очищения организма подходило, как нельзя лучше. На всякий случай Миха придерживал подопечного за шкирку, а то еще навернется.
Шею сломает.
Дурацкая, если подумать, смерть. Михе же потом отплевывайся.
В доме шумели. Кто-то кричал, кто-то спорил, кто-то порывался песню спеть. И люди, собравшиеся у старосты, казалось, вовсе позабыли, зачем, собственно говоря, собрались.
Про барона в том числе.
А он блевал. Тощее тельце то и дело сводило судорогой, ноги подкашивались и тогда барон повисал на остатках некогда роскошной куртки, которую почему-то никто не предложил сменить на что-то, может, не столь роскошное, но и не такое драное. Когда блевать стало нечем, он только икнул и прикрыл глаза.
— Пить плохо, — сказал Миха, подумав, что ему, если уж полез в наставники, надо как-то позицию обозначить. И для усиления педагогического эффекта легонько тряхнул тело.
Барон промычал что-то.
И снова содрогнулся.
Как бы не помер с перепою-то. Миха огляделся.
— Эй, — окликнул он девицу в сером платье. — Воды бы. Умыться. Ему.
На всякий случай он приподнял барона, который висел тихо, всем видом своим демонстрируя полную покорность судьбе.
Девица застыла.
Уставилась круглыми испуганными глазами.
— Плохо. Ему, — Миха продолжал держать неподвижное тело. — Умыться бы. И напиться. Воды. Есть вода?
Она кивнула.
И поманила за собой. Идти пришлось недалече, к колодцу, представлявшему собой круг из камней. Над кругом покачивалось ведро на веревке, а та уходила куда-то ввысь, цепляясь за острый край колодезного журавля. С ним Миха управился легко. Немного смутило, что вода ледяная, не застудить бы его баронство. Миха вздохнул и поставил ведро на землю.
А потом взял барона и макнул.
Головой в ведро.
Легонько.
Джер захрипел и вынырнул с широко раскрытыми глазами.
Миха опять макнул. И снова, посоветовал:
— Пей. Вода помогает.
В общем, вода ли помогла или так, обстоятельства, но спустя четверть часа Джер и вправду пил, жажно, крупными глотками. По волосам его, по одежде стекала вода. Лицо было бледным, он и не говорил-то, икал, что, впрочем, не мешало пить.
— А еще бароном назвался, — Миха подал руку, и мальчишка уцепился за нее. Поднялся он не с первой попытки, но сумел-таки. Только опять икнул.
Но не стошнило.
— Я…
— Ты, — Миха отер рукавом воду с баронской физии. — Думай в следующий раз. Сам.
Джер попытался было кивнуть, но едва не упал.
— Это… то… я… не хотел.
— Верю, — Миха подхватил бедолагу, не позволив нанести урон баронской чести.
Откормить его бы надо, а то никакой солидности.
— Она ж сама… и все смотрели.
— И будут смотреть. Всегда. Ты ж барон.
— Неудобно отказываться было.
— Зато блевать удобно, — согласился Миха, волоча несчастного к дому. Барон ногами перебирал, старался, но тело его, отравленное алкоголем, слушалось плохо. — Думать надо о себе, а не о том, что там и кто о тебе подумает.