Впрочем, Миха тут же вскарабкался повыше, не столько из надежды что-либо разглядеть — лес был темен и полон суетливых теней — сколько из нежелания знакомиться с местными волками. Тут и мхи-то странные, чего о других говорить.

И уже там, на вершине дуба, Миха вполне себе спокойно устроился меж ветвей и закрыл глаза. На сей раз он не провалился в беспамятство. Напротив, сознание его разделилось. И часть его настороженно следило за происходящим, отмечая малейшее движение.

Вот скользнула мимо сова, и мышь запищала в когтистых лапах.

Под деревом прошел зверь и довольно крупный, с резким хищным запахом, от которого Миха насторожился. Но зверь не стал задерживаться надолго, обошел дерево, вздохнул тяжко и отправился дальше.

Волки завыли, но уже в другой стороне.

Скользнула тенью ласка, правда, уже сама остановилась, почуяв Миху. И решила не связываться.

Лес жил своей жизнью, такой спокойной, знакомой, и эта знакомость окончательно успокоила Миху. Во второй части его сна он куда-то бежал или откуда-то бежал. Во сне было много запахов, на диво неприятных, и звуков не меньше. Иные вызывали в сердце ужас, и тогда Миха почти просыпался, но ненадолго.

Он раскрыл глаза незадолго до рассвета.

Темнота отступила, небо побелело.

Запахло сыростью.

Миха потянулся и, скатившись на землю — все чувства его говорили, что крупных хищников поблизости не наблюдалась — принюхался.

Пахло лесом.

Мхом. Деревом. Цветами. Зверьем. Миха ненадолго задержался, разглядывая округлый след зверя, когти которого оставили глубокие царапины на корнях. Медведь? Разве что иной, Михе не знакомый. И развернувшись, он направился в другую сторону.

Зверь был большим.

Нет, Миха, возможно, и с медведем справился бы. Но зачем?

В животе заурчало, и тело напомнило, что благие намерения — намерениями, но вот пожрать бы не мешало. Миха принюхался. Лес был густым, диким, и зверье в нем, судя по остаточным следам, водилось. Вот только как его добыть?

Встав на след кого-то, по ощущениям, рогатого и копытного, Миха некоторое время шел по нему, потом остановился, ибо суть его твердила, что бежать за лосем можно долго, но смысла в этом не так, чтобы много. На лосей иначе охотятся?

Как?

Миха не знал. Но провидение смилостивилось и послало толстую жабу, которую он сожрал вполне себе сырой. Потом ему удалось наткнуться на ужа, довольно верткого, но и крупного. Ужа Миха закусил горстью синих ягод, достаточно кислых и вяжущих, чтобы избавиться от гадостного послевкусия. Подумалось, что покойный маг, конечно, был засранцем, но зато теперь можно не бояться отравы. И синие ягоды Миха закусил красными.

Заодно и жажду утолил.

Почти.

Потом уже, ближе к полудню, если верить ощущениям, он ненадолго задержался у лесного ручья. Земля здесь была изрыта копытами, что давало надежду на добычу, чуть более крупную, нежели жаба. Живот снова заурчал, напоминая, что жаба-то была давно.

И уж немногим позже.

А ягоды — это вовсе несерьезно.

Миха почесал спину о ближайшее дерево и огляделся. С одной стороны, конечно, можно засаду устроить. С другой, — а как? То есть, вот он залезет на дерево и… будет сидеть?

Оружия у него нет.

Никакого.

А ведь уходил он с клинком и неплохим. Но тот потерялся. Как? И когда? Миха поморщился, злясь на себя за глупость. Помирать решил.

Надо было и помирать.

С оружием.

А теперь стоит дурак дураком, хоть ты дубину выламывай. Миха и попробовал. Он выбрал деревце, подходящее с виду, и-таки в конечном итоге выдрал его из земли. Деревце сопротивлялось, норовя хлестануть по морде, кора с него слезала лохмотьями, руки пачкались в липком соке, и дикарь внутри недоумевал. Он явно видел процесс изготовления дубины иначе.

Миха мучился, обдирая ветви, которые не желали обдираться.

— Твою ж… в жопу! — он выронил измочаленную палку, в которую превратился древесный ствол.

Что-то явно пошло не так.

Мелькнула мысль о топоре, но от нее Миха отмахнулся. Обойдется. У него когти, в конце концов, есть. И зубы.

Дикарь заворчал.

И потребовал убираться от воды. И вообще подвинуться, раз уж Миха такой, к жизни неприспособленный. Миха потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения чего-то на редкость постороннего в голове.

Свихнулся он, что ли?

Не важно. Дикарь не унимался, и Миха, подумав, что в нынешних обстоятельствах и поехавшая крыша может пользу принести, уступил.

Сразу стало понятно, что дубина — дело серьезное.

А топор и того сложнее.

С когтями, оно и вправду проще. Надо лишь воспользоваться с умом. Дикарь нырнул в заросли, и тело, подчиняясь ему, двигалось иначе. Легче. Мягче. Миха вдруг перестал проваливаться в мох, непостижимым образом чуя, куда и как поставить ногу. Он скользил меж ветвями, не задевая их. И сам удивлялся тому, как оказывается, может.