Шрифт:
— Раф? — произношу короткое имя. Сердце от волнения вот-вот выскочит из груди.
— Да, — кивает.
Твою ж… Ааааа!
Через силу заставляю себя подняться. Бушующие внутри чувства словами не передать. Стыд за собственную слабость и неумение держать себя в руках перечёркивает все последствия наших со Светкой ночных посиделок. Хочу провалиться сквозь землю. А лучше вообще побиться головой о стену.
Вот же ж…
— Свет, — обращаюсь к подруге. Но резко замолкаю. От шока широко открываю глаза. Происходит такое, что мне экстренно приходится свести вместе ноги. Я с ужасом понимаю, мне нужно в душ. Срочно!
— Отведи детей в сад, — чуть ли не умоляю соседку. — У меня форс-мажор.
Она ржёт. Засранка!
— Иди уже, — отмахивается. — На аптеку деньги есть или дать?
— Есть! — кричу уже из ванной комнаты. — Дима, Алина, доброе утро! — обращаюсь к своим малышам. Они дружно ставят пустые стаканы на стол и улыбаются.
— Доброе утро, мамочка! — произносят хором.
— Вас в садик отведет тетя Света, — как могу, весело объявляю им.
— Ура! — радостно произносят дети. Они подпрыгивают на месте, хлопают друг друга по ладошкам.
Алина и Дима любят, когда Светка с ними. Моя подруга и их крестная на одной волне с детьми. Видимо, она сама в душе ещё ребенок. Поэтому и Алина, и Дима очень тянутся к ней.
— Там сейчас наш магазинчик откроют! — Света заговорщики обращается к мелким. — Давайте живо одеваться! Нам же нужно первыми быть!
— Ураааа! — с громким криком малышня проносится мимо. Они со всех ног бегут в коридор.
Ну… Или Алина и Дима особенно любят ходить в детский сад со своей крестной, потому что каждый раз по пути она покупает им сладости? По сути, это не важно. Главное, что у меня помощь есть.
— Спасибо! — шепчу с жаром подруге.
— Иди уже, — усмехаясь отмахивается она.
Закрываю дверь, беру полотенце, залезаю в ванную и включаю воду. Пока настраиваю нужный напор и комфортную температуру, рассматриваю свое отражение в зеркале.
Опухшие от поцелуев губы, лихорадочный блеск в глазах, потемнение на изгибе шеи. Провожу по нему пальцами. Кожа вокруг до сих пор невероятно чувствительна.
Мда… Раф вчера приезжал…, и я поддалась.
Блин! Я опять ему уступила.
4.1
Рафаэль
— Сволочь! — раздается прямо у меня над ухом.
Звонкий визг врезается в мозг острой болью. Хорошее у дяди Васи вино, но после лишней кружки отходняк тот еще. Тяжелое похмелье надолго отбивает желание прикасаться к алкоголю.
— Как ты мог?! — в меня что-то летит.
Медленно открываю глаза. По ним бьет слишком яркий свет из открытого окна, и я ни черта не вижу, чем эта истеричка в меня кинула.
— Штору закрой, — хриплю жене. Голос с утра тоже не слушается. — И воды принеси. Еще раз тон повысишь, я тебя придушу, — снова закрываю глаза.
— Ты… Ты… — она переходит на злое шипение. — Как ты мог принести эту грязь в наш дом?! — снова переходит на ультразвук. — Я сотню раз говорила тебе, Рафаэль, если ты спишь с кем-то на стороне, делай это так, чтобы я никогда не узнала! А ты просто унизил меня! Это мерзко… — но штору все же задергивает.
Еще раз открываю глаза. Перед моим лицом женские трусики. Простенькие совсем, тонкие. Прикасаюсь к ним пальцами. Тактильная память быстро возвращает и другую…
Юлька!
Я еще и трофей прихватил, оказывается. Сгребаю их в кулак, прячу под подушку.
Косяк, Шакиров. Так спалиться. Но если учесть, что даже в этом договорном браке я был верным мужем, то произошедшее можно списать на неопытность.
Ржу над собой. Угу. Оправдался! Но мне не стыдно. Тело благодарно тянет и просит еще.
— Раф, что ты молчишь? — Аля садится на кровать.
— А чего ты ждешь? — смотрю на жену. — Оправданий? Извинений? Не будет ни того, ни другого. Можешь пожаловаться на меня папе, — усмехаюсь.
— Ты поэтому перестал спать со мной в последнее время? У тебя появилась постоянная любовница?
— Что-то я не припомню, чтобы у меня были любовницы за все годы жизни с тобой…
Но она не слышит этого. Зато я узнаю о себе много нового. И что мама ей говорила, что для мужчины нормально быть полигамным, что он имеет право иногда расслабиться. И еще много всякого дерьма. Я просто перестаю слушать в какой-то момент.
— Выйди отсюда! — рявкаю, когда этот бессмысленный скулеж добирается до печенки. — Выйди из моей комнаты, я сказал!