Шрифт:
— Настя, а почему вы не обратились за помощью к знакомым своего деда? Он ведь был не последним и очень уважаемым человеком.
— Я выросла в детском доме, — напоминаю ему. — О каких знакомых и связях вы говорите? Все мои связи — это Ярослав, Виктор и пара хороших девчонок с бывшей работы. И Яр с Витей сделали все, что было в их силах, чтобы вытащить нас с сыном.
— Упрямый доктор, — смеется следователь. — Настя, расскажите, что происходило в доме Салаева?
— Он все время старался меня унизить или запугать. Давил через сына. Притащил в дом своих родителей. Его мать даже ударила меня, представляете?
Смеюсь. Мужчина странно на меня смотрит. Да, это нервное. Меня уже слегка потряхивает от этого разговора. Хочется глотнуть волшебной травяной настойки, которую делает для меня Березин.
— За что?
— За неподчинение, конечно. Ребенка от них скрыла. Враг народа, — заламываю пальцы.
— Что еще?
— Да ничего. В день, когда Салаев окончательно взял меня за горло и поставил условие: либо я сплю с ним, либо он отдает моего Даяна своим родителям, я сдалась. Уже готова была войти в его спальню, когда пришел ваш отряд и не допустил этого.
Молчим. Он что-то пишет в блокнот. Диктофон все еще работает. Я смотрю на птичку. Она не улетела. Так и сидит на ветке. Нахохлилась. Распустила перья. Ежусь, обхватываю руками плечи, как будто я сейчас там, на засыпанной снегом ветке. Мне странно, пусто и тоскливо.
— Я правда ничего не знаю, — вздыхаю, пряча лицо в ладонях и снова поднимаю голову. — Если бы я могла помочь.
— Вашего мужа убили, Настя, — ошарашивает меня.
Я догадывалась. Но слышать… Это больно и так страшно, что мое сердце болезненно сжимается и пропускает пару ударов. Становится плохо. На стол ложится две таблетки и доливается в стакан вода.
— Выпейте. Это поможет.
— Нет, спасибо, — хрипло отвечаю, неизвестный препарат отодвигаю от себя подальше.
— Думаете, я хочу вас отравить? — приподнимает брови мужчина.
— Не думаю, но без согласования с Ярославом я таблетки не принимаю, — пью воду. Становится немного легче. — Вы знаете, кто его убил? — возвращаю нас к теме разговора.
— Бизнес Салаевых завязан на грузоперевозках. Это основное направление. Самир еще строит бизнес-центры под аренду площадей, но еще их отец поднимался именно на фурах. Карим не знал, что этот доход давно перестал приносить былую прибыль из-за выросшей конкуренции и, чтобы спасти дело своей жизни, отец и старший сын заключили сделку с одним персонажем в верхах. По заказам сверху компания Салаева перевозила разную запрещенку на территорию боевиков. Им открывали границы в случае необходимости и очень хорошо платили. Внезапно началась смена руководства на некоторых постах, и на таможне возникли проблемы. Самир не смог сорваться туда. Его отец практически отошел от дел передав управление старшему сыну. Отправили Карима, объяснив тем, что горят сроки, а скоропортящийся груз не пропускают. Ваш муж поехал, узнал много нового о своей семье и словил пулю в голову от того, кто покрывал весь этот бизнес. Как вы понимаете, у убийцы Карима хватило сил и влияния, чтобы отвести от себя внимание. Но следы всегда остаются. Их искали, собирали в общую картинку несколько лет. Сейчас наши спецы раскручивают Самира на показания. И он их даст. Я вам гарантирую.
— Как это страшно… — кусаю до крови губы, чтобы не плакать.
— Сейчас решается вопрос о том, чтобы вывезти вас из страны на некоторое время. Пока все это не закончится, вы будете оставаться под защитой. Настя, — мужчина крутит в руках ручку. — я хочу, чтобы вы не боялись, но понимали всю серьезность ситуации. — Там, — поднимает вверх палец, — уже знают, что скоро их возьмут за жопу. Они подчищают следы и … — он переходит на «ты» — ты была в доме Самира, а значит теоретически могла узнать то, что они скрывают. Ты дорога Салаеву. Значит, через тебя на него можно влиять. Рычаг давления, который обязательно захотят использовать, чтобы Салаев не отдал нам нужные ключики.
— Я могу его увидеть?
— Не самая лучшая идея.
— Но все же? Хочется посмотреть в глаза человеку, который подставил под пули родного брата.
А еще увидеть его в клетке, но это решаю не озвучивать.
Кутаюсь в куртку на морозе. Снег липнет к ресницам, залетает за шиворот, стекает холодными каплями по шее.
Меня ведут через двор, закрытый со всех сторон высоким бетонным забором, к одноэтажному длинному корпусу с зарешеченными окнами. У входа охрана с немецкими овчарками. Два лохматых «столбика» смирно сидят, лишь иногда вздрагивая ушами и приподнимая замерзшие лапки от земли.
Нас пропускают внутрь.
Тепло. Запах только тяжелый. Никак не могу уловить, что в нем такого, что дышать получается через раз, чтобы эта гадость как можно меньше проникала в легкие. Темная краска на стенах впитывает в себя свет ярких потолочных светильников. Они не спасают от воцарившегося в коридоре полумрака.
Поворачиваем за угол. Оказывается, здесь два корпуса. Второй просто с улицы не видно. Изолятор с тяжелыми металлическими дверями и маленькими окнами с запирающейся заслонкой. Мой сопровождающий забирает у охраны ключи, пару раз прокручивает самый большой и затертый в замочной скважине. Дверь открывается, противно скрипя петлями. За ней еще одна дверь из кованых прутьев, межу которыми вполне можно просунуть руку.
У стены камеры стоит узкая двухъярусная кровать с синими шерстяными одеялами. На нижнем ярусе продирает глаза Самир. Спал.
— Дальше нельзя. У вас пять минут, — разъясняет следователь.
Уходит и забирает с собой охранника. Вооруженный мужчина останавливается в конце коридора, а тот, что меня допрашивал, скрывается из виду.
В животе смерчем закручивается что-то мерзкое и холодное при виде Салаева. Странное чувство удовлетворения расползается под кожей. Передергиваю плечами, когда Самир плавным звериным шагом подходит к решетке. Берется за нее обеими руками, прислоняется лбом к холодному металлу.