— Мач, вы куда? — тут же заинтересовалась Тами.

— Я скоро вернусь, — с легким сердцем пообещал я своей гномке.

— А почему ты говоришь только про себя? — Лилит даже с утра была бодра и сообразительна, несмотря на то что под глазами у демоницы были легкие темные круги, которые ей даже шли. Вот работает же, пусть даже и на чужую теперь тетю…

— Потому что Валере пора на радугу! — максимально непонятно для окружающих ответил я, ускоряя шаг. Так, как тут до речки пройти…?

— Мач… Мач! Мач! — всполошилась суккуба, семеня за нами, — Что такое «пора на радугу?». Ты куда?! Ты зачем?!! Да подожди ты!

— Валера у нас на контакт не идёт, взрослых не слушает, на Ге… порядочных людей с мечом подло кидается, — перечислил я прегрешения злобно сопящего пацана, — Он неисправим. А так, как он не только неисправим, но еще и опасен, то с ним нужно вопрос решать радикально!

— Ну он же ребееееенок! — тут же жалостливо проныла увязавшая за демоницей Матильда, но поймав мой взгляд, оступилась, едва не упав, а затем, скосив глаза в сторону, пробурчала, — Ну хоть помолюсь…

Валера не знал слова «радикально», поэтому вполне мирно висел, от чего транспортировался легко и свободно. Суккуба же, опасливо косясь на меня, нервно вышагивала рядом. Её определенно мучил пиетет перед Чемпионом. Матильда репетировала молитву, чем привлекала к себе излишнее внимание и так уже взъерошенных горожан.

Что-то неладное пацан уловил, когда я начал приматывать его на берегу реки к здоровенному тяжелому полену. Тазик с цементом, конечно, было бы лучше, но где его на Фиоле найдешь? Валера заворочался, забрыкался, затем, когда просмоленные веревки показали своё превосходство над его повышенной силой, начал полноценно орать. Причем матом и на Лилит! Причем, приказывая ей помочь!!

— Слышь, шкет! — я обидчиво дал Чемпиону Тьмы щелбан в бледное толстое ухо, — Это моя демоница! В смысле член команды! Ей приказывать могу только я!

— Ненавижуууууууу!!! — заверещал злобный гадкий подросток, пуча на меня свои маленькие злые глазки, — Уничтоооооожу!

— Да никого ты уже не уничтожишь, — бурчал я, продолжая добросовестно обматывать пацана веревками, — Всё, Валера, приехали. Надоел ты мне хуже горькой редьки!

— Сатарис не простит!! — до зловещего пацана наконец-то дошла серьезность ситуации, от чего тот завизжал раненым поросенком, — Тебя никто из Владык Тьмы не простит!!

— Заинька ты моя гнусненькая, — по-крокодильи улыбнулся я в лицо хватающему воздух ртом засранцу, — Да мне госпожа Сатарис прямо сказала, что я могу тебя потерять! Да ей тебя отдали, потому что ты мелкий неисправимый говнюк, который всех достал! Всё, пока! Стань в следующей жизни кошкой!

Красиво переворачиваясь в воздухе, пень с примотанным к нему визжащим пухлым подростком ушёл под воду в середине речки, подняв сноп брызг. Раз, и тишина… благодать. Я сел на травку, мечтательно рассматривая воду. Рядом шлепнулась растерянная демоница.

— Мач… ты же не всерьез? — почти робко спросила она.

— А вы, всем миром, не всерьез? — хмыкнул я, срывая травинку на пожевать, а сам отсчитывая секунды в голове, — Какие нафиг Чемпионы Тьмы с таким воспитанием? Да он вырастет… вырос бы… в законченного эгоистичного ублюдка, ни с кем и ни с чем не считающегося! Это к бабке не ходи!

Матильда Шлиппенхофф, красиво стоя в лучах солнца и насквозь просвечивая всем, что только можно, бельем, затянула отходную молитву. Чуть шею себе не свернул.

— Эээ… да, — торопливо ответила демоница, дергая меня за рукав, — Но они такие же и есть! Они Чемпионы Тьмы!

— Этот совсем бракованный, — категорично сказал я, — Вот представь себе, что он захотел бы тебя через пару-тройку лет изнасиловать, а? Вооот, представила. А как с личной жизнью у таких уродцев? Ага, по лицу твоему вижу, именно так. Ну и заче… хотя нет, стоп, пора вытаскивать.

— Что?! — офигела подскочившая на месте суккуба, до этого глубоко и резко погрузившаяся в воображение о том, как её насилует злобный пухлый Валера.

— Солдат ребенка не обидит! — гордо ответил я, вытаскивая за оставленный конец особо крепкого каната пень с почти захлебнувшимся бледным мальчиком, чей взор был полон паники и надежды. Подняв пень, я перевернул его, затем потряс, дабы Валера выплюнул излишки воды, а потом вновь запулил на старое место с жизнеутверждающим возгласом, — Но родину любить — научит!

Воспитатель из меня аховый. Вот чего нету, того нету. И не было никогда. Я вообще понятия не имею, как с детьми надо так, чтобы они после этого выросли космонавтами, академиками или на обложку «Плейбоя», но не разными там менеджерами, риэлторами и рэперами. Но, как электрик, я точно знаю одно — если нечто показало неудовлетворительный результат, значит, нужно повторять, пока он не удовлетворит! А ведь бросание засранца в колодец почти помогло…

Валера, вытащенный из воды в третий раз, довольно быстро отплевался от воды, освободив рот для наглой вызывающей усмешки, но, как и водится у молодёжи, на этот раз он сильно поспешил. В рот толстячку, даже не думающему убрать свою черную броню, я тут же плотно запихал кляп, закрепив тот тонким кожаным ремешком.