— В каком смысле «утешать»? Я не понимаю.

Собеседница нахмурилась, явно вспоминая нужное слово. Судя по всему, вспомнить не удалось, потому что она сложила пальцы левой руки в кольцо и просунула в него указательный палец правой.

— Утешать, — повторила она.

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она имела в виду. Маширо побледнела и судорожно сглотнула.

— Мы будем… делать это с солдатами?

Женщина кивнула.

— Надо стараться, можно просить опиум. Если солдату нравиться, он дать немного, — добавила она. — Прятать. Набрать побольше. Тогда уйти как она.

Палец, явно когда-то сломанный и неровно сросшийся, указал на труп. Мунетани позеленела и прикрыла рот руками, изо всех сил сдерживая рвотные позывы. Недавний страх сменился абсолютным ужасом. Если ей прямо с ходу советовали умереть от передоза опиумом, страшно было даже думать о том, что с ней будут делать солдаты на «станции утешения». Судя по тому, как не так давно они поддерживали офицера, рубившего головы, нравы здесь были хуже некуда.

— Если очень-очень плохо, я потом поделиться опиум. У меня есть, — женщина по-доброму улыбнулась и осторожно погладила Маширо по голове. — Для себя собирать, но с тобой поделиться. Жалко.

От этого стало совсем уж не по себе, и старпом уткнулась лицом в колени. Не хотелось верить, что всё происходит по-настоящему с ней, с Маширо Мунетани. Хотелось надеяться, что это всё большой розыгрыш, и потом она выйдет из барака под аплодисменты экипажа и тех самых пленных, которым офицер рубил головы. Но разум холодно отвергал этот вариант. Всё происходило на самом деле.

С грохотом открылась дверь. Подняв голову, Маширо увидела, как в барак втолкнули несколько девушек. На них было страшно смотреть. А потом внутрь вошли трое рядовых и сержант. Последний, несмотря на агрессивное поведение, уже почти не вызывал страха. Были более страшные вещи.

— Так, новая смена на выход! Берите эту, эту, эту, эту и эту… — его взгляд наткнулся на Мунетани. — О, новенькая! Её тоже сюда, приказ полковника.

Один из солдат двинулся было через барак, но Маширо вскочила и сама пошла навстречу. Ей не хотелось помимо всего, что грозит, получить ещё и пару ударов. Впрочем, один раз её всё-таки ткнули прикладом между лопаток, подгоняя — скорее всего, просто для острастки. Пока она шла, на улицу вытащили ещё несколько человек, среди них девочку одиннадцати лет.

Даже её? О нет…

Вокруг барака была поляна, вычищенная от какой-либо растительности, огороженная колючей проволокой, за которой начинались джунгли. И через эти джунгли вела тропинка, также огороженная «колючкой». Из такого коридора не сбежишь: пока будешь продираться через колючку, тебя сто раз застрелят. Или ещё хуже: вытащат и пару раз врежут. Что-то подсказывало Маширо, что после такого поведут куда угодно, но не к доктору.

Тропинка вывела их к одноэтажному зданию, которое выглядело куда приличнее, чем бараки, но функциональность в нём всё так же превалировала над внешним видом. Вокруг стояли, топтались и бродили солдаты, входили и выходили. Выходившие выглядели усталыми, но довольными и на их группу не обращали внимание, а вот ещё не вошедшие проявляли живейший интерес.

Они вошли через боковую дверь, минуя главный вход. Солдат со знаками различия старшины осмотрел всех «работниц», задержав взгляд на Маширо, а потом кивнул на ещё одну дверь. За дверью начинался коридор, по которому ходили солдаты. Взгляды и возгласы, которыми они встретили прибывших девушек, не вызывали ничего, кроме ужаса. Ноги Мунетани подкосились, но её схватил за шиворот один из солдат и не дал упасть на пол.

— Выстроиться вдоль стены! Живо! — скомандовал он.

Пленницы повиновались. Маширо старалась не прислушиваться к комментариям, отпускаемым солдатами. Хотелось схватиться за голову, зажать уши, закрыть глаза, ничего не чувствовать.

Почему мне всегда не везёт? Почему?!

— Я первый, я первый! — один из солдат, расталкивая товарищей, подошёл к ней.

— А не много ли ты хочешь, Кавада? — поинтересовался старшина, вклиниваясь между ними. — У тебя совесть вообще есть?

— Уж кто бы говорил, старшина! Я вообще-то двойной тариф предлагаю. И кто тебя третьего дня местным пойлом угощал?

Поколебавшись, старшина сгрёб с протянутой руки монеты, отошёл в сторону и грубо толкнул Маширо в спину.

— Бери, пока я добрый.

— За мной, — произнёс солдат, хватая её за руку.

Шёл он быстро — так быстро, что старпому приходилось бежать за ним. От такой спешки и настойчивости робкая надежда, что всё будет хотя бы не слишком грубо, рассыпалась в прах. По пути рядовой дёргал то одну, то другую дверь, не обращая внимания на ответную ругань с другой стороны. Кроме коротких высказываний в адрес любителя побеспокоить других клиентов, из-за дверей слышались стоны, крики и плач. Хотелось закричать в ответ, кричать, пока не сорвётся голос, лишь бы заглушить всё это.