— Серенити сказала мне, что кенгуру не могут пукать. Как ты думаешь, это правда?

Меня это бесит. Меня это пи*дец как сильно бесит, потому что мне не нужно знать это дерьмо. Когда я встаю в три часа ночи из-за детей, и они говорят мне такой бред, я вынужден думать об этом.

— Меня не волнует, могут они или не могут. — Пинком открываю дверь в их комнату и вижу Сев, которая храпит, растянувшись на своей постели, причем наполовину свалившись с кровати. — Меня волнует, когда ты будешь спать.

— Но здесь монстр. Я знаю, что есть, — ноет она. — Я слышу, как он дышит.

Кладу Кэмдин на верхний ярус и прислоняюсь подбородком к перилам. Слышу, как Сев разговаривает во сне.

— Ешь тушеное мясо, — бормочет она, поднимая руку вверх, а затем снова опускает.

Мы оба тихонько смеемся.

— Единственный монстр здесь — Сев.

Кэмдин смотрит на меня, держа в руке мягкую куклу Эльзу, а рядом с ней плюшевый мишка, которого Морган подарил ей на прошлой неделе, в тот день, когда она упала с Лулу, а потом сразу же залезла обратно.

— Ты знаешь эту девушку?

— Нет. Не знаю. Пожалуйста, спи.

Она закрывает глаза.

— Хорошо. Но я хочу поговорить с ней утром.

— Почему?

— Она симпатичная.

Покачав головой, беру Кэмдин за лодыжки и тяну, пока она не плюхается на матрас, и накрываю ее одеялом.

— Засыпай.

Она поднимает голову, улыбаясь, потому что знает, что испытывает мое терпение.

— Откуда она приехала?

Я хочу наорать на неё, чтобы она закрыла свои чертовы глаза и уснула, но, по моему опыту, дети на это не реагируют. Они задают еще больше вопросов, и, в конечном счете, вы сомневаетесь в своем здравом уме из-за того, что произвели их на этот свет. Я люблю своих детей больше, чем собственную жизнь, но когда мало спишь, теряешь способность думать ясно.

— Из Калифорнии, — говорю я ей, пробегая рукой по волосам.

— Она будет моей мамой?

— Что? — Я дышу с трудом. — Нет. Я не знаю, кто она.

Уголки ее губ поднимаются.

— Но, может быть, она тебе понравится, и сможет остаться.

Прикладываю руку к лицу Кэмдин.

— Засыпай. Хватит разговаривать.

— Хорошо. — Она скрещивает руки на груди. — Но я поговорю с ней утром.

— Я даже не сомневался в этом, — шепчу я, целуя ее в лоб, прежде чем выйти из их комнаты.

Нервное напряжение пробирает меня насквозь, когда возвращаюсь в свою комнату. Но я останавливаюсь в гостиной. Непреднамеренно перевожу взгляд на диван, где сейчас лежит Кейси, повернувшись ко мне лицом. Она уснула или притворяется. Она спит так же, как и Сев, наполовину свалившись с дивана. Не знаю, почему, но я пристально смотрю на ее лицо, и то, как пламя камина бросает тень на ее кожу, наводит меня на мысль, что, возможно, будет не так уж плохо узнать её поближе.

На скулах заходили желваки, и я поймал себя на мысли, что застрял в коридоре, борясь с разумом и сердцем за причины, которых не понимаю.

Глубоко вздохнув, провожу рукой по волосам и закрываю дверь в свою комнату.

Почини ее машину, говорю я себе. Убери ее из своей с девочками жизни, прошу тебя, но когда я умел хорошо слушать? Может быть, я креветка. Думаю сердцем, потому что оно сейчас в моей гребаной голове.

Это лучшее место на земле.

КЕЙСИ

Просыпаюсь утром и не слышу никаких звуков. Ничего. Ни полицейских сирен, ни собачьего лая, ни строительных работ возле моей квартиры.

Это… великолепно. Чистая, райская умиротворенность.

Беру свои слова обратно. Звуки есть, просто не те, к которым я привыкла за многие годы. Доносится разговор. Детские тоненькие голоса.

Вы знаете, когда кто-то пялится на вас? Такое чувство, что за вами наблюдают? Я ощущаю это сейчас, но держу глаза закрытыми и жду. Слушаю их голоса и тихое дыхание, знаю, что они рядом, если не сидят прямо передо мной.

— Она красивая.

— Она пускает слюни.

— Мне нравятся ее волосы.

— Думаешь, она голодна?

Слышу вздох, а затем:

— Я не знаю. Я хочу есть. Где папа?

— Он на улице убирает снег. Я сделаю тебе вафли.

— Хорошо. Много сиЛопа.

— СиРоп.

— Ты можешь сделать их черного цвета?

— Нет.

— Посмотри на снег!

Я слышу шаги и приоткрываю один глаз, чтобы увидеть, как девочки отходят от меня к окнам с видом на вроде как белую мглу. Снег лежит так высоко, что даже видно, как насыпало под окнами. Обе девочки все еще в пижамах, их руки прижаты к окнам. Мне нужна минутка, чтобы понаблюдать за ними, я очарована каждым их движением. Та, что повыше, с темными волосами, прижалась лицом к окну, ее дыхание отображается на стекле, когда она наблюдает за своим папочкой.