Сердце стучит сильнее, в голове хаос, рожденный страхом, что однажды все вскроется.

— Но вы сами говорили, что стоит одеваться скромнее и не улыбаться..

— Да, я помню, — он вдруг неловко засмеялся. — Если честно, вы только не обижайтесь, просто я спроецировал на вас собственные фантазии.

Я поджала губы, ожидая продолжения.

— Вы понравились мне, и в чем бы вы не были одеты, все равно будет казаться мне чересчур откровенным, а ваша улыбка-сексуальной.

— Я даже не знаю, как реагировать.

— Поцеловаться? — смеется он, а я только глаза шире делаю. — Шучу я, шучу. У меня давно девушка появилась. Но в тот момент я был давно один, а тут вы.

— Виктор Сергеевич.

— В общем, я это к тому, что одевайтесь, как вам комфортно. Без перегибов я бы сказал.

Я даже улыбнулась его словам. Если честно, меня и самой начали напрягать эти длинные юбки и блузки в шею. Порой смешки студентов были и из-за внешнего вида. Было бы неплохо показать им, какой я могу быть училкой.

Я подняла взгляд и заметила торговый центр, где есть пару дешёвых отделов одежды.

— Остановите здесь, я пройдусь по магазинам.

— О, вот это я понимаю разговор. Да и новый год скоро, пора себя порадовать. Как, кстати, дела с сынишкой.

— Защита в марте, я очень надеюсь, что мне его отдадут, как только я стану доктором иностранных наук.

— Обязательно напишу на вас рекомендацию. У вас все должно получиться. И ваше прошлое не должно влиять на настоящее и будущее.

Я настолько растрогалась, что потянулась к Чернову и крепко его обняла.

— Спасибо, что вы меня поддерживаете, для меня это очень важно.

В этот момент в окно машины стучат, и мы видим парня в шапке и его дьявольскую белозубую улыбку.

Чернов тут же тушуется, открывает окно. Я уже и забыла про Распутина. Более того, надеялась его больше никогда не увидеть. Он словно забыл про существование вуза.

— Какие люди, Виктор Сергеевич. У вас странные вкусы. Или тянет на бревна?

Я не стала это слушать, пусть разбирается сам.

— Спасибо, что подвезли.

— Подвезли, да ладно, можешь не лукавить.

Распутин, я действительно подвозил Аврору Михайловну, слышу за собой. А ты бы вместо того, чтобы шататься, пошел бы готовиться.

Я застыла, сжимая кулаки слишком сильно. Нет, нет, молчите.

Ну так у тебя завтра экзамен по немецкому. У Авроры Михайловны.

— Да что вы говорите. А во сколько сее замечательное событие. Ни за что не пропущу.

Я просто пошла дальше, не поддавалась желанию посмотреть ему в лицо. Я привыкла смотреть на картинки, которые он выставляет в сети. Там он улыбается и часто представляется мне счастливым. Нормальным. И картинка Платона Распутина нравится мне гораздо больше, чем он сам.

В магазине я таки покупаю себе новую рубашку и юбку, а еще поддаюсь желанию и беру новое нижнее белье. Красивое, с кружевами, которое не носила уже три года. С тез самых пор, как приехала в Россию. С тех самых пор, как у меня отобрали Леву. Узнав всю правду о своем браке, я взяла ребенка и пересекла границу, думая, что уж мама меня приютит. Мама мне поможет. Но моя верующая мама даже слушать меня на стала, ведь я ослушалась ее. Я уехала в страну разврата и вернулась оттуда без мужа. Я поселилась в крохотной комнатке в общежитии, радуясь, что теперь свободна, тут же восстановилась на учебе, стала работать переводчиком в сети. Немецкий у меня действительно был хороший. Но муж в отместку написал на меня заявление в консульство и ко мне пришли с проверкой. В тот день малыш упал с кровати и ударился головой. Это сильно подпортило дело, и на меня завели административку за плохое обращение с ребенком. Я отбивала все пороги, я кричала и ругалась, чтобы мне вернули моего малыша. Но в итоге меня выгнали из квартиры и потребовали оплату за учебу. А еще дали совет, пока не устроюсь на приличную работу и не получу статус, ребенка мне не видать. Так и вижусь с малышом по выходным и часто провожу праздники. В чем мне действительно повезло, так это в том, что муж не планирует забирать Леву, как мне сказали, такая опасность существует.

После бессонной ночи я надеваю новые вещи и готовая к бою, иду на экзамен. И по началу все хорошо, но потом заявляется Распутин. Посреди ответа Ольховского, развязно берет билет со стола и сбивает Ольховского со стула.

— Ты охренел? — орет тот вставая, но Распутин словно не слышит.

— О, ты приоделась? Меня ждала.

— Пошел вон, Распутин! — вскочила я и указала на дверь.

— Я пришел сдавать экзамен, — он сказал это на чистом немецком, что я даже опешила, но тут же взяла себя в руки и тоже заговорила на этом языке.

— Я не приму у вас экзамен, хотя бы за то, что вы не появились на моих занятих ни разу, хотя бы за то, как вы посмели без стука и уважения войти ко мне в кабинет. И точно не приму экзамен за избиение моего студента.

— Избиение? Не смеши меня.

Ольховский стоял, не шевелясь, под моим взглядом, потом посмотрел на остальных ребят, которые ему кивнули. Они встали на мою сторону, и я как никогда была счастлива. Особенно, когда Ольховский тоже заговорил на немецком. Плохом, но сносном.