Он бросил взгляд на старуху-до чего же неподвижна! — и чуть было не спросил, сколько времени она здесь. Может быть, несколько часов?

Ему стало невмоготу. Не хватало воздуха. Он закурил сигарету и принялся расхаживать взад и вперед под неодобрительным взглядом старухи.

Потом не выдержал, открыл застекленную дверь, прошел по коридору и обратился к служителю с серебряной цепью:

— Как фамилия комиссара, который хочет меня видеть?

— Не знаю, сударь.

— Но ведь в такой час их здесь не очень много?

— Двое или трое. Иногда они засиживаются допоздна. Как ваше имя?

— Ален Пуато.

— Вы ведь женаты?

— Женат.

— А жена ваша брюнетка, небольшого роста, в подбитом мехом плаще?

— Да, да.

— Значит, вас вызывал помощник комиссара Румань.

— Он у вас недавно?

— Что вы! Он служит здесь больше двадцати лет, но в уголовную полицию действительно перешел не так давно.

— Моя жена у него в кабинете?

— Не могу знать, сударь.

— А когда она приехала? В котором часу?

— Затрудняюсь сказать.

— Вы ее видели?

— Думаю, что видел.

— Она была одна?

— Простите, сударь, но я и так уже наговорил много лишнего.

Ален отошел, оскорбленный и вместе с тем обеспокоенный. Его заставляют ждать. С ним обходятся, как с обычным посетителем. Какие дела могут быть у Мур-мур на набережной Орфевр? И что это за история с пистолетом? Почему его не оказалось в ящике?

Оружие! Его и оружием-то не назовешь. Бандиты бы над ним посмеялись. Херсталское производство, калибр 6,35 мм-детская игрушка.

Он его не покупал. Ему дал сотрудник редакции Боб Демари.

— С тех пор как сынишка научился ходить, я предпочитаю, чтобы такая штука не валялась в квартире.

Да, лет пять-шесть назад. Никак не меньше. За эти годы у Демари появилось еще двое ребят.

Но что же все-таки натворила Мур-мур?

— Господин Пуато!

На другом конце коридора показался приехавший с ним молодой инспектор и поманил его. Ален быстро зашагал к кабинету.

— Входите, пожалуйста.

Помощник комиссара, мужчина лет сорока, с утомленным лицом, протянул Алену руку и снова сел. Они были одни. Инспектор в кабинет не вошел.

— Раздевайтесь, господин Пуато, и садитесь. Мне сообщили, что у вас исчез пистолет?

— Да, я не нашел его на обычном месте.

— Не этот ли?

И помощник комиссара положил на стол браунинг вороненой стали; Ален взял пистолет.

— Да, кажется, он, очень похож.

— На вашем никаких опознавательных знаков не было?

— По правде сказать, я его не рассматривал. И никогда им не пользовался, даже за городом не пробовал.

— Ваша жена, конечно, знала о его существовании?

— Безусловно.

Ален вдруг подумал, он ли это действительно сидит здесь и покорно отвечает на нелепые вопросы. Ведь он, черт возьми, Ален Пуато! Его знает весь Париж. Он руководит одним из наиболее популярных во Франции еженедельников и собирается издавать другой, новый журнал. Кроме того, вот уже полгода, как он занимается выпуском пластинок, о которых каждый день говорят по радио.

Его не только не заставляют дожидаться в приемных- он на «ты» по крайней мере с четырьмя министрами, и ему случалось у них обедать, а иной раз и они сами считали за честь приехать к нему на завтрак в его загородный дом.

Нужно возмутиться, сбросить с себя эту тупую апатию!

— Не объясните ли вы наконец, что все это значит? Комиссар посмотрел на него скучающими, усталыми глазами.

— Потерпите немного, господин Пуато. Не думайте, что мне это доставляет удовольствие. У меня был трудный день. Я уже думал, вот-вот поеду домой, к жене и детям.

Он взглянул на черные мраморные часы, стоявшие на камине.

— Вы, вероятно, давно женаты, господин Пуато?

— Лет шесть. Нет, пожалуй, семь. Да еще два года до брака мы жили как муж с женой.

— У вас есть дети?

— Да, сын.

Полицейский опустил глаза, вычитывая что-то в лежавшем перед ним досье.

— Ему пять лет…

— У вас точные сведения.

— Он не живет с вами.

— Это уже менее точно.

— То есть?

— У нас в Париже квартира, но мы по вечерам редко бываем дома. Настоящий наш дом в Сент-Илер-ла-Виль. Там у нас вилла, в лесу Рони, и каждую пятницу во второй половине дня мы туда уезжаем, а летом ездим почти каждый день и остаемся ночевать.

— Ясно. Вы, конечно, любите свою жену?