– Что это?

– Виктор Сергеевич, вы уверены, что вовремя построите обе установки по очистке спирта, которые должны нас спасти от краха в этом году?

– Да, Регина Арсентьевна, построим. Иначе мне следует застрелиться. Заводу не на что будет жить.

– Но ведь несколько месяцев, пока не будет установок, тоже надо как-то прожить, верно?

– Разумеется. Над этим я и ломаю голову.

– Я немножко подумала и решила: вы такой у нас симпатичный мужчина, вас надо беречь!

– Хм, – неуверенно кашлянул я.

– Что нам нужно? Нам необходимы стабильные цены хотя бы на энергетику, хотя бы на год, верно?

Она стала ходить около меня кошачьими шажками.

– Верно, – согласился я и почувствовал себя во власти этой хрупкой женщины, как прохожий – в коготках цыганки-гадалки.

– И надежный сбыт на это время продукции, верно?

– Конечно.

– Сбыт, как я понимаю, есть. Остается заморозить цены на пар.

– Как это?

– Договориться на год с энергетиками, чтобы они давали его нам по ценам, установленным на начало этого года.

– Да они свои тарифы в течение года еще сколько раз повысят!

– Разницу между текущими тарифами по году и ценой на начало года оформите векселями с погашением в 1995 году, когда разбогатеем.

– А если не разбогатеем? Речь о десятках миллиардов. Придется расплачиваться акциями завода.

– Оставьте эти проблемы на следующий год. Не мне вас учить.

– Регина Арсентьевна, можно я вас поцелую, я все понял.

– Ну-ну, Виктор Сергеевич, нам надо держать дистанцию. Я ваша подчиненная. И потом, у нас много женщин на заводе, которые готовы вас поцеловать. Как быть с остальными?

– Столько вопросов сразу! – не нашелся я.

– Есть еще один. Надо еще уговорить энергетиков. Хотя они корпоративно должны быть заинтересованы, но ведь то, что я предлагаю, по сути кредит.

– Хотите сказать, что если и согласятся, то с начислением процентов по векселям?

– Конечно, но это же лучше, чем кредит в банке. Намного облегчится проблема с оборотными средствами.

– Несомненно, – согласился я.

– Ну, я пошла, записочку не оброните, там я на цифрах кое-что прикинула.

И она упорхнула – маленькая, красивая.

И вот у меня на столе лежит подписанный договор, основанный на ее предложениях. Это первое такого рода соглашение в нашей области. Отдушина на год найдена. Да какая!

Я держу в руках одиннадцатый мартовский номер газеты «Экономика и жизнь». Такая вот информация: в феврале более четырех тысяч предприятий России имели длительные остановки всех или отдельных производств. Потери рабочего времени составили 22 миллиона человеко-дней или 18 процентов табельного фонда эти предприятий. В дополнительный неоплачиваемый или частично оплачиваемый отпуск по инициативе администрации в феврале было отправлено 22 процента работников остановившихся предприятий. В истекшем месяце бастовало двадцать восемь предприятий топливной промышленности, в результате чего было потеряно шестьдесят тысяч человеко-дней рабочего времени. За январь и февраль промышленное производство упало на двадцать четыре процента в целом к соответствующему периоду прошлого года. На практике это означает закрытие около ста заводов.

– Представьте себе, сто директоров бродят по стране, а завтра их будет двести, – сказал Григорий Явлинский на заседании Государственной Думы. В этих условиях, по его мнению, важны не столько абсолютные цифры, как сам факт. Тысячи других директоров ведущих предприятий ждут своего банкротства, ждут, когда они присоединятся к вышеназванным.

Мы решились начать строить новое общество. По новым для нас законам, законам капитализма. Но у капитализма порой волчьи законы…

И уже нарождается новая порода людей. И волчата пробуют свои зубы.

В начале этой недели в подъезде собственного дома вечером при возвращении с работы был избит генеральный директор соседнего акционерного общества. До этого ему неоднократно угрожали.

Кроме того, что предприятие почти стоит, совершено нападение на первого руководителя. Я с ним встретился, разговаривал. Лицо все побито, в подтеках.

Такое же, в болезненных гримасах, и лицо нашей российской промышленности.

Фамилия у него Гуляев. Я делаю акцент на фамилии потому, что она для его владельца многое значит, да и в моем рассказе этот факт значительный. Он рассуждает примерно так:

– Фамилия очень много определяет в характере человека. Вот мой начальник – Лавров. Что у него самое главное в желаниях? Быть начальником, да так, чтобы кто-то потел, работал, а лавры – звания, успех, уважение – мимо него, Лаврова, не проскакивали. Он сидит себе в кабинете, во многое не вмешивается. Но лавры! Будьте добры, поделитесь! Знайте свое место! А мне, с моей фамилией – погулять, повеселиться, поездить, людей посмотреть, – сам Бог велел.

И я могу подтвердить – по крайней мере применительно к нему, Гуляеву Владимиру Григорьевичу, и его непосредственному руководителю, – слова эти справедливы. Причем в понятие «погулять» он вкладывает свой смысл: покрасоваться, похороводить с известной долей куража. Он очень живой, яркий, карие глаза, смуглое лицо – очевидно, наследство деда грека – постоянно освещено белозубой улыбкой. С ним всегда что-то происходит, чаще забавное и смешное, поэтому в его обществе интересно. Я заметил, что он не против, чтобы с ним случались всякие истории, сам немножечко их режиссер. Но от этого еще более заразительно его поведение и присутствие. Он часто рассказывает всякие истории о себе, порой рискуя показаться не в очень привлекательном свете, но этого не боится.