Батяня старался-старался, да и перестарался: громко зарычал по-медвежьи и напугал Дуняшку. Она перестала смеяться и заревела. Батяня подхватил ее на руки, а Дунька из вредности заревела еще громче. На детский плач из избы выбежала маманя и только собралась заругаться на Тетерю, как он и ее сгреб, сунул обеих под мышки и раскрутил. Смеяна захохотала и Дуняшка вслед за ней. И соседи, бездельники, рады представлению. "Хуже маленького," – хмурясь, подумал Веприк про батяню и тут Тетеря двинулся прямо на него. Веприк попятился и повернулся, чтобы удрать, но крепкие отцовские зубы уже защелкнулись сзади на вороте веприковой рубашки.

"Тетеря, порвешь," – сердито крикнула Смеяна (зашивать-то ей), но тут представила, как висит у мужа под мышкой, а сама командует, и снова засмеялась.

"Татка, отстань! Хуже маленького!" – завопил Веприк, а зрители чуть не попадали от хохота. "Это все из-за мамки, – печально думал Веприк, вздернутый за шкирку в воздух, как котенок. – Ругает нас мало. Батя озорник и я таким же вырасту. Эх!"

Перед глазами мелькнул расписной лес на пригорке и тут Веприк заметил четверку темных лохматых страшилищ, выскочивших из лесу и припустивших в сторону деревни. Страшилища унеслись в овраг и быстро выскочили уже на новом холме, ближе к домам. Шерсть на них топорщилась, толстые руки махали по сторонам, а за спинами вилось какое-то темное облако, словно гости горели без огня. "Ведь это лешие! – понял Веприк. – Лес горит, лешие разбегаются. К нам бегут, злая сила!"

– Лешаки бегут! – заорал он, что было сил. Все вокруг разом притихли, а Тетеря от неожиданности уронил жену из-под мышки.

Косматая четверка резво проскочила через бугор, снова скрылась в овраге и явилась на ближнем холме, как на скатерти, на всеобщее обозрение.

– Бортники это, – смущенно сказал Веприк. – Медоходы.

Все снова начали смеяться и Веприк вместе с остальными. У него как камень с души упал: перепугался он не на шутку, когда леших увидел.

Компания бортников была самой шумной в деревне: два брата: Бобр да Бобрец, отец их и еще дедушка. Бортники ходили в лес за медом, искали дупла диких пчел. Для защиты они обматывали тело и голову старым тряпьем, корой и соломой. Помогало плохо, пчела себе всегда дырочку найдет. Зато можно понадеяться, что при виде такого чучела она умрет со страху. Или со смеху.

Медоходы уже подбегали к деревне. Впереди всех несся дедушка Пятак Любимыч, самый опытный медовик.

– Держите их, мужики! Держите их, бабы! – завопила вдруг соседка Матрена. – Опять пчел в деревню ведут, покусают деток!

Она кинулась навстречу страшилищам, а деревенский люд поспешил за ней – поглядеть, как Матрена одна оборонит деревню от четверых стремительных бортников.

Дедушка ловко юркнул у Матрены между рук и убежал к общественному пруду, зато сын его Добрило врезался в защитницу и упал в обнимку с ней на траву. На голове его красовался соломенный колпак до подбородка, вот Добрило и несся, не разбирая дороги. Его сыновья, не задерживаясь, перескочили через них и убежали за дедушкой Пятаком Любимычем. Пчелы растерялись: некоторые полетели к пруду за дедушкой, некоторые закружились над толпой.

– Пусти, Матрена! – кричал Добрило, вырываясь. – Злая баба!

– Ступай назад в лес! – пыхтела Матрена. – Житья от вас нету… А ты куда смотришь?! – закричала она на мужа своего Чудорода, неосторожно попавшего в первые ряды зрителей.

– На тебя смотрю, Матрешенька, – подхалимски отвечал Чудя, не трогаясь с места. – Красавица ты у меня, лебедушка! На руки твои ловкие, ноженьки быстрые…

– Ты на Добрю гляди, а не на меня! – велела Матрена. – Как он жену твою убивает.

И она ловко стукнула Добрилу по лбу.

– А на него, безобразника мне и смотреть неохота, – объявил Чудя, которому совсем не хотелось вступать в бой с противником в два раза тяжелее и шире себя. По размерам Добриле как раз подходила Матрена. – Даже и рядом стоять противно! Одна беда от него, пчел в деревню водит… Матрешеньку мою уронил… так его, мни его, супостата, за волосы хватай!

– Ну, погоди у меня, – проворчала Матрена, поймав за ногу, не успевшего уползти Добрилу.

– Ну, погоди, Добрило! – подхватил Чудя. – Мы вот тебя!..

– Это она тебе, а не мне сказала, – сообщил бортник, оказавшись неизвестно каким образом сверху соперницы. Задавленная Матрена под ним возилась и сердито жужжала, как чудо-пчела.

– Матренушка! Березонька белая! Ты кому погодить велела? – сладким голосом полюбопытствовал Чудород, заглядывая под Добрилу и тут же пугливо отступая.

– Ой! – крикнул вдруг кто-то в толпе, укушенный пчелой.

– Ох! – взвизгнул Добрило, схватившись за щеку.

– Ай! – заплакала тонким голосочком девчонка.

Добрило вскочил с Матрены и унесся за товарищами к пруду.

– Ой! Ай! – передразнила Матрена, вставая на ноги и с недружелюбием глядя на односельчан. – Будет вам сейчас и "ой" и "ай", растяпам. Напустили поганцев в деревню!.. Ох! – воскликнула она и затрясла ужаленной рукой.

– По домам, ребята! Прячемся! – загалдели односельчане.

Улица быстро опустела.

– А куда ж все подевались? – спросил Добрило, окунувшись в пруд.

Все четверо медоходов стояли мокрые по пояс в воде и стучали от холода зубами.