– Ну и? – спрашивает он, поедая сладость из общей банки.

– Ты о чём?

Лука обводит рукой пространство.

– Как тебе это место? Как ресторан?

– Красивый, мне нравится. Странно, что я никогда здесь не была.

– Да ничего странного, Вершинины тут и не могут быть. Это ресторан моего друга, Илая Неймана, - произносит он будто ни в чем не бывало.

– Не сказать, что я удивлена. Что-то подобное ожидала услышать. А вы прям как семья? Там столько фото ваших. Совместные рыбалки, отдых, помимо соревнований...

– Это плохо?

– Это прекрасно. Я даже немного завидую. У меня нет семьи. Мама была раньше, но её не стало два года назад.

Его взгляд становится цепким и напряжённым.

– А братья? – голос как и взгляд. Без ножа режет.

– Да что братья? Да, они помогли мне, забрали к себе. Но если Глеб ещё адекватный, то Рома - отбитый напрочь. Не складывается у меня с ним... – замолкаю на полуслове. Мне стыдно говорить с ним о Вершининых. Варламов и так видел слишком много моего позора. Не хочу, чтобы жалел меня. Жалость унизительна.

– Я заметил, - кивает он. А я продолжаю молча есть мороженое.

– Если хочешь, я объясню этому рептилоиду, что девочек обижать не стоит... – раздаётся его тихое, и я прыскаю от смеха. А спустя мгновение понимаю, что именно он имеет в виду, и мне не по себе становится.

– Нет. Не вздумай! Ещё хуже сделаешь. Я сама разберусь. Это семейное дело.

Лука пожимает плечами. Он поднимается с кресла, отходит на пару шагов, что-то набирая в телефоне. А я вспоминаю про свой, он всё ещё спрятан в сумке. Даже посмотреть на него боюсь, потому что знаю – там меня не ждёт ничего хорошего.

– Ослик, ну так что, ресторан понравился? На работу пойдешь сюда?

Поднимаю глаза на Варламова. Он снова рядом. И как ему удаётся так быстро перемещаться?

– На работу?

– Да, Илай сказал, что у них вакантная должность официанта. Конечно, не ахти какая должность, но для начала пойдет. Потом, если захочешь, сможешь перейти на администратора...

Он предлагает мне работу? Это ведь решение всех проблем! К тому же, ресторан мне и вправду понравился. Вот только, как меня примут Нейманы?

– Это было бы здорово. А твои друзья не будут против?

– А почему они будут против?

– Ну так я Вершинина...

Он подходит ко мне. Присаживается на корточки, так что теперь наши лица на одном уровне. Его пальцы убирают волосы с моего плеча и касаются оголённой кожи ключиц. Одно случайное прикосновение – и ему это нравится. Снова и снова его пальцы ласкают кожу, спускаясь вниз к груди. А я забываю, как дышать. Сижу неподвижно, будто кролик на удава смотрю. И хорошо до предела и страшно.

Варламов наклоняется вперёд, и теперь его губы у моего лица.

– Ты не Вершинина. Ты Голливуд, а я так хочу взять Оскар... – шёпотом у самого уха, его ладонь накрывает грудь, слегка сжимая ее. Наглые губы касаются моей скулы. Нежно так, невесомо. Голова кружится, а внутри будто сирена срабатывает.

– Эй, мы ведь договорились. Только дружба, - а у самой голос дрожит, хриплый.

Варламову приходится немного отстраниться, чтобы в глаза мои посмотреть. Но я настроена решительно.

– Прости, точно, - хмурится, сжимая мой подбородок пальцами. – Но я ведь только учусь, я в этом деле девственник, - он произносит это таким печальным тоном, но хитрая улыбка выдаёт его с головой.

В моих руках все ещё лежит банка с мороженым. Когда Лука наконец-то отходит, я приобретаю способность мыслить. И вдруг осознаю одну шокирующую истину. Я не говорила Луке о том, что в "Причале" искала работу!

– Так это всё ты?!

Он не понимает, о чём я. Да и Варламову, в общем то, всё равно.

– Это всегда я, только я, Ослик, - подмигивает. – А ты о чём?

Я поднимаюсь с кресла и сейчас чувствую себя огромной грозовой тучей, готовой прорваться в любую минуту и затопить всё вокруг.

– Это ты напугал Орловского, и он вдруг резко передумал брать меня на работу?!

Мне становится все понятно по его виновато у взгляду.

А я-то дура вопросом задавалась: ну почему мне не везёт?! В груди вспыхивает пожар. И я больше не могу это держать в себе. Схватив ложку, набираю в неё мороженое. Замахнувшись, бросаю в Варламова сладость. Тот уворачивается и срывается в сторону, скрываясь от меня за небольшим кирпичным выступом.