Шрифт:
Он скулы мои сжимает и в глаза себе заставляет посмотреть. И я смотрю. А в них боль с ног сбивающая.
– Ты такая дурочка, Ослик...
Глава 25. Разговоры по душам
Я проснулась еще десять минут назад. В спальне, на подушке, насквозь пропахшей его ароматом. Но я все еще лежу с закрытыми глазами, потому что боюсь. Боюсь увидеть презрение в его взгляде. После случившегося вчера, мне от себя самой тошно...
Он был зол. Всю дорогу до дома и слова мне не сказал. Даже не смотрел на меня. А когда мы приехали к его дому, вытащил из машины, словно ребенка нашкодившего. Велел идти спать. И тон у него был такой, даже если бы хотела, не стала бы огрызаться.
Мне было очень плохо. Жутко тошнило. И когда я, еле живая, принимала душ перед сном, в голове была одна только мысль – больше никогда ни капли в рот не возьму. Господи, и зачем я это сделала? Даже от воспоминаний было так стыдно, что лицо горело огнем.
Я услышала, как открылась дверь в спальню, а затем шаги. Зажмурилась еще сильней, даже дышать перестала.
Он сел на кровать рядом со мной. Почувствовала, как продавился матрац. Взгляд его внимательный по коже скользит. И в тех местах, где он по-особенному пристальный, все пылает огнем.
– Кончай спектакль, Ослик. Я знаю, ты уже не спишь, - произносит хрипло, строго. А голос такой усталый.
В этом он прав. Как бы ни старалась, мне не избежать разговора. Да и в банк нужно собираться. Посмотреть, что именно для меня оставил Глеб в ячейке.
Я поворачиваюсь к нему, одновременно с этим принимая сидячее положение. Лука в футболке и в спортивках. В его руках два стаканчика кофе из Старбакса. Один из них он протягивает мне.
Забираю напиток из его рук, поправляю волосы. Ненароком роняю мысль, что и с утра он выглядит просто отпадно, а я... Поворачиваюсь в сторону и смотрю на свое отражение в зеркале шкафа. Твою мать!
Первым порывом – сбежать в ванную и закрыться там до тех пор, пока эти жуткие мешки под глазами не разгладятся, а воронье гнездо на голове не обретет приличный вид. Но на мою лодыжку опускается ладонь Варламова. Он сжимает ее, не давая мне вспорхнуть и улететь отсюда.
– Пока мы не поговорим, ты и шагу отсюда не сделаешь, - рычит, глядя в глаза.
Ну уж нет. Прятаться и убегать, натворить столько бед, чтобы в итоге рассказать все как на духу? А потом что? Сушить сухари и ждать суда? Сколько ему дадут за убийство Ромы и Давида? Лет пятнадцать мне жить от свиданки к свиданке в тюрьме?
– Командир нашелся. Иди и командуй у себя в клубе. Будь добр, отвали от меня, - вырываю ногу из его хватки и пытаюсь спрыгнуть с кровати. Но успеваю сделать всего один шаг. В следующую секунду его руки обвивают мою талию, а еще спустя мгновение я лечу обратно на кровать.
Он бросает меня. Будто пушинку. Будто имеет право вести себя так!
– Пошел ты к черту, козел! – рычу, потому что плакать хочется. Снова соскакиваю с кровати, но он тут же появляется на пути.
– Тон сменила. За свою дерзость и получить можно, - смотрит на меня сверху вниз, глазами злыми прожигает.
Задираю кверху подбородок, а саму потряхивает от страха. Не шутит ведь.
– Напугал. Смотри, трясусь вся, Варламов. Что ты сделаешь? Придумаешь что-нибудь глупее своего «Ослика»? – складываю руки на груди, на него смотрю с вызовом.
Вижу, как дергается кадык и напрягаются его скулы.
– Раздеваешься сейчас и повторяешь то, что сказала...
От его слов в горле резко пересыхает. Варламов чувствует мое смятение.
– Хамить мне будешь голой, – подается ближе, к плечу. А я замираю, будто крольчишка испуганный.
Чувствую касание его губ к коже. Нежное, в разрез холодному тону голоса.
– Чтобы наказать тебя мог, не отходя от кассы.
Я пытаюсь оттолкнуть его, но он снова валит меня на кровать. На этот раз Варламов сверху, придавливает своим телом.
Я начинаю трепыхаться, пытаюсь выбраться. Но он хватает меня за скулы, с силой удерживая.
– Либо мы с тобой разговариваем, и ты рассказываешь мне, что за истерика была вчера, либо я беру ствол и еду в дом к твоим братьям. Всех поубивать не успею, но до Ромы доберусь, будь уверена...
В глаза его смотрю, на ресницы изогнутые, и такая любовь в груди расцветает. Не выпустит. Упрямый мой. Характер его – будто зеркальное отражение моего. Знаю, что сделает, как пообещал.
С другой стороны, я ведь не должна рассказывать ему всю правду? Как бы ни хотела довериться, не могу подставлять Варламова. Не могу рассказать ему о Потапе.
– Ладно, расскажу. Выпусти только, неандерталец, - рычу на него.
Несколько секунд он продолжает с подозрением пялиться на меня. Но в итоге ослабляет хватку. Я тут же отползаю подальше от него.