Шрифт:
В третьем углу рядом с работающим обогревателем стоял на половину опустошенный ящик из-под водки.
Сам же виновник и источник проблем лежал в полусогнутой позе на металлической кровати без матраса и подушек, держа при этом в руке не допитую бутылку.
— Кравцов проверь, он жив? — скомандовал генерал.
— Да, жив он. Куда он денется. Видите, как храпит, — сказал полковник, но на всякий случай подошёл и проверил пульс. Потом присел на корточки, приблизил свою голову к лицу Васина и принюхался. Не довольно поморщился, после чего констатировал: — Живой. Пьяный только. Свежачок. Недавно выпил. Водярой так и прёт.
— Васин, ты меня слышишь?! — подошёл к подопечному Петров и потеребил того за плечо. Один раз, другой… Реакции у напившегося малолетки не было никакой. Повернулся к его бабушке и, нахмурив брови, строго спросил: — Как же вы такое допустили?
— Так и не знала я ничего, — развела руками та, озабоченно глядя на внука. — Что ж это у него случилось в Москве вашей, что он так напился?
— Вот и нам бы хотелось это узнать, — поднимаясь, сказал Кравцов.
— И часто у него такое бывает? — спросил генерал ни к кому конкретно не обращаясь.
— Никогда такого не было, — ответила престарелая женщина, помотав головой. — Саша хороший и добрый мальчик. Он никогда не пил и уж тем более не напивался. Никогда!
— Я тоже не замечал, — почесав себе подбородок, солгал Кравцов, который не раз видел загулы гениального юнца, в том числе и в Германии.
— Значит действительно что-то случилось, — подвёл итог Петров.
— Что же делать? Надо бежать к председателю, наверно. У него в доме телефон есть. Матери, что ли позвонить надо? Пусть приезжает?! — забеспокоилась хозяйка.
— Позже позвоните. А сейчас принесите, пожалуйста, полотенце, таз со снегом и кастрюльку тёплой воды. Сейчас мы вашего внука будем в чувства приводить, — сказал Кравцов и, улыбнувшись, в предвкушении потёр руки.
После разнообразных процедур, примерно через полчаса, военным удалось добиться от, так и не протрезвевшего до конца, подопечного более-менее внятное объяснение причины его неожиданного загула.
Точнее сказать, причин этих было сразу несколько и можно даже сказать — много. Не зря в народе говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот и тут так вышло. Васин мямлил без остановки. Кравцов вёл допрос, а генерал фиксировал важные моменты себе в тетрадь.
Кроме всего прочего Васин говорил, если, конечно, это можно назвать словом «говорил» — скорее бормотал в беспамятном полубреду, вот о чём:
— Мало того, ик, что они мне постоянно, ик, ничего снимать не дают, ик… Мало того, ик, что из комсомола хотели исключить, ик. Так ещё и дис… дискрен… ик… дискрендентировать хотели! Перед народом нашим дискрендитировать!! Сволочи… А за что? Ик… Ик… Ик… За что?!?! Ик… За то что я несу, ик, культру, ик, в мазззсы?.. Ик…
— Что значит дискредитировать? — уцепился за фразу генерал и, видя, что допрашиваемый начинает плыть, закрывая глаза, быстро добавил: — Кравцов, спросите его.
— Саша, Саша, не спи, — аккуратно постучал полковник по щекам подопечного. — О какой дискредитации ты говорил? Кто это хотел сделать?
— Я не знаю, ик… Но, ик, они меня песню не подходящую, ик, для конкурса хотели петь, ик, заставить.
— Какую песню? — стал уточнять генерал и Кравцов вновь расшевелил Васина.
Тот потёр глаза и, постоянно зевая и икая, стал рассказывать про готовящуюся провокацию. И чем дольше тот рассказывал, тем больше военные убеждались, что готовилась именно провокация. По-другому такое действо назвать было нельзя.
— В общем, ик, со всем своим творчеством я завязываю к едрене-фене. И, ик, становлюсь комбайнёром, ик. Вот я тут песню записал. Несколько экземпляров на память, ик, решил сделать. Они одинаковые, ик. Можете себе по кассете, ик, взять. На этом, ик, я с музыкой, ик, раз и навсегда, ик, завязываю, ик. На этом всё! Я спать, ик! — произнёс Васин и, резко схватив стоящую у ножки кровати, початую бутылку, присосался к горлышку.
— Кравцов, — скомандовал генерал расслабившемуся товарищу.
— Отбираю уже, — прошипел полковник и через десять секунд всё же сумел-таки вырвать бутыль.
Однако клиенту тех секунд, что он пил оказалось более чем достаточно. И без того мутные глаза Саши помутнели ещё больше, он ещё раз громко икнул, как бы прощаясь со всеми и, повалившись на бок, захрапел.
— Чёрт возьми, не сообразил сразу убрать подальше, — расстроено произнёс Кравцов, рассматривая пустую бутылку в руке. Потом поставил тару на полочку шкафа и, повернувшись к генералу, спросил: — Ну чего, опять будем будить?
— Да незачем, — отмахнулся тот. — Он вроде бы всё рассказал. Если что, то мы его ещё раз опросим, как проспится и в себя придёт. И, кстати говоря, рассказ его мне крайне не понравился.