Шрифт:
Ремни натянулись, кажется сейчас зазвенят.
— Мужики, тол-кай! — закричал Григорий.
Жерди дружно уперлись в край плота. Плот дрогнул и медленно двинулся против течения к берегу. Через полчаса его аккуратно завели в специально выбранный речной залив инадежно привязали к деревьям на берегу.
Второй плот вывели намного быстрее и проще. Подошла очередь третьего. Предварительно половину мешков с него перегрузили на первые два. Мужики с жердями с опаской подошли к краю плота, который он наполз на каменную плиту порога. В нескольких метрах от них страшно грохочет и бурлит страшный порог Енисея. Для гарантии они связались друг с другом веревками, уповая на помощь товарищей, если сорвешься.
Грохот порога заглушает все голоса. Команда на плоту видит, что ремни начинают подниматься из воды и натягиваться. Они понимают, пора и упираясь жердями в каменную плиту, дружно пытаются столкнуть плот с плиты порога. Но тщетно, порог не хочет отдавать свою добычу!
Люди на берегу упорно продолжают тянуть ремни, кажется еще мгновение и плот начнет разваливаться на отдельные бревна, но в этот момент оп задрожал и медленно, очень медленно начал сползать с каменной плиты порога.
Григорий вместе со всеми тянул ремни на берегу Енисея. Заходящее солнце стало цеплять верхушки деревьев, когда третий плот причалили к берегу. Григорий в совершенном бессилии опустился на землю, его тошнило и было только одно желание — спать.
Григорий усилием воли поднялся на ноги.
— Так мужики, это не все. Человек пятьдесят, с лошадьми и топорами за мной.
Мужики дружно и быстро расчистили лесной завал, вытащили и погрузили на лошадей найденные Григорием китайские тюки. На берег Енисея лесная экспедиция вернулась в первых вечерних сумерках.
Сказать, что Григорий устал, это значит ничего не сказать. День великих потрясений и перемен для него лично, да еще и просто такие-то физические напряги. Прошлая жизнь, там в будущем, это какая-то сказка, какое-то кино. Хотя кино — это теперь тоже сказка. Короче это все было давно и неправда. А правда это то, что было сегодня и будет завтра, и послезавтра.
Сидя у костра, он пил теплый чай из каких-то душистых трав. Перед ним, на гладком камне на расстеленном чистом льняном полотенце, лежал нарезанный черный хлеб, стояли простая грубая глиняная тарелка с кусками жареного мяса и несколько вареных яиц. Отдельно в маленьком блюдце стояла соль.
Вместе с Григорием трапезничал дедушка Фома. Старик устал до безумия, но он не мог пойти спать. Ему надо было обязательно поговорить с Григорием.
Григорий чувствовал настроение Фомы и ему тоже надо было с ним поговорить.
— Какие ваши планы, дедушка Фома?
— Планы? — старик махнул рукой. — Да нет никаких планов. Шли куда глаза глядят, лишь бы убежать. Знаешь поди, что нас ожидало? — Григорий кивнул. — У меня, Григорий Иванович, вот от одного твоего вопроса в носу засвербило.
— Знаю, есть опыт. Я, дедушка, вот почему спрашиваю. Среди вас есть те, кто хочет найти Беловодье. Так вот, дело обстоит так. Россия и православные остались там, за порогом. Впереди, — Григорий показал в сторону верховьев Енисея, — нет ни одного православного. Там вообще много мест где людей нет. Если подняться выше по Енисею, то он свернет влево в горы и там живут эти как их, — Григорий хотел сказать тувинцы, но вспомнил, что сейчас не двадцатый век, — урянхайцы. Они под пятой у Китая.
В горле у Григория запершило, он сделал пару глотков теплого напитка и затем продолжил.
— Недалеко отсюда в Енисей впадает река Ус. Так вот если подняться по ней вверх, то там есть долина, лучшего места для жизни здесь нет. Там можно выращивать хлеб, разводить скот, там хорошая охота и рыбалка. В горах есть золото и много еще чего. Это конечно не Минусинская впадина, которая за порогом вниз по Енисею, но там нет ни царских, ни китайских чиновников, — Григорий усмехнулся. — Почти Беловодье. И в той долине если что, легко можно обороняться от любого врага. Большую армию никто туда не пришлет. Вот, что я дедушка тебе хотел сказать.
— А ты, Григорий Иванович, кто такой, почему ты здешние места знаешь? — дедушка Фома хитро-вопросительно посмотрел на Григория.
— Я, дедушка Фома, хозяин здешних мест. Никто их лучше меня не знает, — Григорий про себя усмехнулся, это наверное было правдой. — Ты не смотри, что я молодо выгляжу, я в этих местах уже бывал. Я как ткацкий челнок, туда-сюда, туда-сюда.
— А товары китайские, это как так? — не унимался старик.
— Ты дедушка знаешь, что такое контрабанда? — дедушка Фома утвердительно кивнул. — Так вот её, контрабанду то есть, никто не отменял. Есть значит лихие люди в Китае. Это раз. Два, то, что это стародавняя торговая тропа, — Григорий устало прикрыл глаза. — Мне бы поспать, дедушка. Очень я притомился.
— Ты, Григорий Иванович, ложись, спи. А мы пока погутарим. Общество волнуется, сна ни у кого нет.
Через несколько минут Григорию принесли набитые сухой травой огромные мешки, два тряпичных одеяла и он мгновенно провалился в сон…
… Григорий проснулся с первыми лучами солнца. Открыв глаза, он увидел сидевшего напротив монаха, в черной очень потрепанной рясе и таком же черном и потрепанном клобуке. На левом запястье у него были четки, которые он перебирал пальцами обеих рук. Сидел он тоже на таком же огромном мешке, рядом с ним свернувшись калачиком спал дедушка Фома.