Вечером мы пообщались с Тимофеем — моим шурином. У него в школе проблем не было, как стали поговаривать в начале двадцать первого века, от слова совсем. Весь наш народ, от мала до велика, сознательно и с большим усердием выполнял поставленную мною задачу: ликвидировать в кратчайший срок неграмотность и Тимофей рассчитывал, что к весне неграмотных среди нашего народа не будет.

Положением дел в Усинске я остался очень доволен. На следующий день я собирался проинспектировать наши Северные территории, а затем несколько дней полностью посвятить заводским делам. Что бы успеть на Северах за сутки, выезд из Усинска я запланировал затемно, но как говориться человек предполагает, а Бог располагает.

Запланированный ранний выезд пришлось отложить и мало того поехал я один, моя супруга осталась в Усинске.

Выйдя из юрты я увидел быстро движущуюся светлую точку на другом берегу Уса. Вот она остановилась и медленно двинулась поперек Уса.

— Ваша светлость, скачет кто-то с фонарем. Гонец, наверное, от их благородия капитана Пантелеева, — Ерофей по служебной надобности был на правобережье Уса и подошедший Прохор высказал резонное предположение.

— Позови Леонтия Тимофеевича и лейтенанта Шишкина.

Шишкин по своим делам приезжал в Усинск и возвращаться собирался со мной. Когда Леонтий с Шишкиным подошли, я с помощью подзорной трубы уже сумел разгадать загадку светлой точки. Это был не гонец, а сам капитан Пантелеев собственной персоной со своим денщиком. Ерофей был верхом, а денщик управлял телегою, впереди которой скакал капитан с фонарем.

— Давай-ка Прохор, иди за Евдокией Васильевной и в госпитале сыграй подъём.

Ерофей со своей супругой три дня был на правобережье Уса, в горах выпал первый снег и капитан проверял готовность своих гвардейцев к службе зимой. София от супруга не отставала ни на шаг и почти весь день они провели на тропе, идущей через Мирский хребет. Вечером она пожаловалась мужу на сильную слабость, а затем внезапно началась рвота. Ерофей уложил супругу в постель, решив, что она просто сильно устала. Но когда ночью рвота повторилась, Ерофей решил не мешкая ехать ко мне.

Осмотрев Софию вместе с Машенькой и Евдокией, я спросил их:

— Ваша мнение, коллеги? — я диагноз поставил почти сразу, но меня интересовало их мнение. Занятия на соответствующую тему мы уже проводили и я надеялся, что они то же разобрались в ситуации. — Хотя стоп. Поступим не так.

Я взял лист бумаги, разорвал его.

— Напишите свой диагноз.

Прочитав написанное, я дважды изобразил аплодисменты.

— Блестяще, дамы, блестяще, — затем слегка наклонился к Софии. — Поздравляю вас, сударыня. Наша общее мнение, вы беременны. Евдокия Васильевна, дайте Софье Васильевне двадцать капель настойки валерианы, установите круглосуточный пост, Мария Леонтьевна оформите пожалуйста историю.

Радость просто распирала меня, наконец-то! Я ни на грамм не сомневался в нашем диагнозе, Софья была беременна.

Ерофей успел переодеться, почистить сапоги и ожидал меня возле госпиталя. Когда я сказал ему о нашем вердикте капитан схватил меня своими железными руками-клещами, стиснул меня так, что у меня в буквальном смысле затрещали кости и поднял чуть ли не на полметра от земли.

— Ерофей, паразит, поставь на место, — с трудом сумел я выдавить из себя.

Поездка на Северные территории была отложена на сутки. Я был уверен в диагнозе, но все равно надо было понаблюдать за Софией. Легкое успокаивающее, настойка валерианы, и простой отдых к полудню нормализовали её состояние.

Но тем не менее, следующим утром на севера я поехал один, Машенька осталась в Усинске со своей подругой. Ерофей в течение всего прошлого дня был просто совершенно неадекватным, весь день он витал где-то в облаках, постоянно улыбаясь. Попытки о чем-то пообщаться с ним заканчивались неудачами. Абсолютно у всех. Только к вечеру он начал более-менее вменяемо отвечать на вопросы. Вот уж что-что, а такой реакции я от него не ожидал.

Лейтенант Шишкин подробно мне обо всем доложил и поэтому главной целью моей инспекции было общение с урянхайцами. Но сначала я поговорил с Трофимом Рычковым и Ермилом Нелюбиным.

С нескрываемой гордостью Трофим показал мне штабеля готового кирпича.

— И что думаешь делать дальше?

— Я не силен, ваша светлость в арифметике, но вот Илья мне помог все посчитать и получается, что мы можем нужные нам печи начать класть. Только вот дедушка Фома должен подъехать и помочь.

— А в чем проблема Трофим?

— Я, ваша светлость, хочу печь кирпичного завода сделать так, чтобы она была в большом теплом сарае. Зимой много чего сушить надо. И строить зимой сможем.

— Это как?

Трофим повернулся к стоящему поодаль Илье Михайлову.

— Илья, покажи.

Илья развернул большой лист бумаги, склеенный из наших четырех стандартных. На нем были примитивно, но вполне понятно, был нарисован большой шатер высотой в две с половиной сажени, внутри которого была металлическая печка и строящаяся стена. Совершенно понятная технология.

— Это понятно, а зачем большой теплый сарай?

— Раствор готовить, всю подготовку к кладке проводить, кирпич что бы теплый был, да и что бы завод и в морозы работал. Ведь мы же можем почти полтыши кирпича за день делать. И потихоньку, полегоньку острог за зиму построим.