— М-да, — наконец, выдает Лиза. — А вы не пробовали, ну не знаю, поговорить?

— Да о чем? — отмахиваюсь я. Горячий чай давно остыл, и я пью холодную жижу, аж самой противно. — Он ушел, потому что ему надоело все это. И я его понимаю.

— Может, он ушел, потому что ему надоела неопределенность? Ты отчитывала дни до конца спора и молчала, а он чувствовал, что ты его больше не любишь. И чтобы не мучить тебя, он дал тебе то, что ты хотела, по его мнению.

— И чего же я хотела? — показательно фыркаю, не верю словам подруги. — «По его мнению»? — передразниваю ее слова и язвлю.

— Свободы, — пожимает плечами Лизы. — Ты показательно делала вид, что хочешь свободы. Что хочешь уйти от него. Он не стал тебя удерживать и отпустил. Ну, по крайней мере, я это вижу именно так.

Надуваю губы. Молчу. В чем-то Лиза права. Но могу ли я в это поверить? Могу ли я подумать, что Грише нужно было таким глупым способом показать, что он меня любит?

И вообще, давно ли это Лиза разбирается в отношениях? Она сама недавно рассталась с парнем, которого не любила, чтобы быть с тем, в которого влюблена аж со школы.

Долго злиться на подругу у меня не получается. Надо признать, мы обе те еще однолюбки. Она встретила свою любовь в выпускном классе, когда перевелась в другую школу, а я встретила своего парня в лагере. Какие же мы постоянные в этом деле.

— В любом случае, обещай об этом подумать, — Лиза возвращает меня в реальность.

— Обещаю, — киваю я. — Я постараюсь подумать в этом направлении.

— Я пойду… Если что-то потребуется, звони. И, уж сколько раз просила, попрошу снова, прекрати отмалчиваться. Устала я вытаскивать из тебя информацию по крупицам… Ты вечно молчишь, молчишь, а затем тебя прорывает, и ты разом все выносишь, а мне сидеть разбираться, — даже если ее слова звучат как ворчание в мою сторону, она все равно улыбается.

Киваю, но не обещаю исправиться. Слишком уж привыкла все переживать внутри себя.

— Ну, а ты, Пончик, давай, следи за хозяйкой, — она гладит котенка, а тот фырчит, что его неправильным именем назвали.

— Беляш он, — поправляю ее я.

— Ну, ладно, Пирожок, так Пирожок, — кивает она и идет к выходу. — Не серчай, но ключи я тебе пока что не отдам.

— Замки поменяю, — отшучиваюсь я.

— Меняй, — она пожимает плечами. — Не будешь отвечать, я просто взломаю дверь. Не спрашивай как, поверь, я это сделаю.

И я ей верю. Уж кто-кто, а она на такое вполне себе способна.

Вернулся к другу, установил у него свой компьютер, разложился на диване. Чувствовал себя паршиво, что вот так вот ушел. Ощущение, что у меня из сердца вырвали клочок души. Не чувствовал себя живым.

Словно половину меня вырвали с корнем. Постепенно начинал превращаться в меланхоличного мальчика из плейлиста Лены, где он пел о расставании и что без любимой не живет. Тогда я смеялся, а сейчас прямо желание возникло послушать те самые меланхоличные песни.

Леонард уже не спал, носился по дому, сбегал в магазин — наконец-то в его холодильнике появилась хоть какая-то еда. Со скепсисом и необычным страхом в глазах смотрел на мой компьютер.

— Не переживай, в ближайшее время найду съемную квартиру и съеду, — заверил его я.

— Не понимаю, почему ты съехал, а не она, — вздохнул друг. — В конце концов, квартиру вы покупали вместе.

— Я оставил ей ту квартирку, — отмахнулся я. — Не вижу смысла это обсуждать. Считай это маленьким подарком бывшей.

— Здорово быть твоей бывшей. Можно я тоже ею стану? — с сарказмом заметил друг, и я закатил глаза.

К его юмору еще привыкнуть надо было. Даже мне, его лучшему другу, было тяжеловато.

Целый день Леонард прыгал вокруг меня, уговаривая поехать в клуб и снять там крутых девочек. Или, что круче, устроить настоящую групповуху. Каждый раз цыцкал и рычал на него, всячески отказываясь. Мне не хотелось. Я не верил в «клин клином вышибают». Я хотел попробовать переболеть и не мучить себя.

Леонард бурчал, а затем уехал один. Не стал его дожидаться и в итоге лег спать. Я даже радовался: смог побыть наедине с собой, своими мыслями. Давящими, отвратительными. Несколько раз хотел написать Лене, сказать ей, что люблю, даже если ей это не было интересно. И каждый раз что-то останавливало. Моя гордость мешала мне поверить, что все можно вернуть и восстановить.

Гордость убеждала меня в том, что мне нужно переболеть, даже если на это уйдут недели, месяцы, года.

Друг вернулся под утро, весь зацелованный. Похоже, переночевал у очередной девушки, с которой познакомился в клубе. Совершенно не осуждал его образ жизни, потому что знал, что он всегда пользовался презервативом. По крайней мере, я не переживал за его здоровье, а брать ответственность за его поступки я просто не мог, поэтому не лез во все это.