– Как доволен будет молодой господин тем, что ты так охотно выразила свое желание пожаловать. Ну, я пойду немного впереди.

– Я сейчас же следом.

– С нетерпением будем ожидать.

– Сейчас, сейчас буду.

– Пока до свиданья.

– До свиданья, очень благодарна.

Когда посыльный ушел, Обезьяна заговорила сама с собой:

– Ну, конечно, так. У этого болвана Краба зря только глаза навыкате, ничего он ими не видит; ни на что путное он не годится. Взять хоть бы вот теперь: он совершенно не замечает своего врага, который тут же, подле. Наоборот, этого же врага он настойчиво приглашает на поминки, упрашивает принять дерево на память… Правду говорит пословица: «Вору же и награда». Дурак, ну дурак! Но не будем, однако, болтать об этом, все это в мою же пользу. Пойдем, пойдем на их поминки.

Чем дальше, тем наглее и наглее становилась Обезьяна. Принарядившись как следует, она отправилась в жилище Краба. Там ее почтительно встретили, склонившись до земли, родственники Краба, чинно рассевшиеся справа и слева у каменной ограды. Видя это, Обезьяна с надменным видом медленно проследовала между ними в переднюю. Здесь ожидал слуга Краба, который, завидя ее, с приветствием почтительно согнулся, провел ее коридором во внутренние комнаты и пригласил сесть на приготовленное для нее место.

Обезьяна уселась, где ей было указано, и стала отдыхать.

Спустя немного времени вышел к ней хозяин, молодой Краб.

– Добро пожаловать, госпожа Обезьяна. Прошу извинить, что принимаю теперь в таком убогом жилище, – вежливо приветствовал он ее.

– A-а! Сын покойного Краба! Неожиданно постигло тебя такое несчастье, воображаю, как должно быть тебе тяжело, – отвечала Обезьяна, с важностью высказывая свои соболезнования.

Тем временем начались хлопоты по приему гостя.

Внесли маленький столик с кушаньями, принесли сакэ.

Обезьяна была чрезвычайно довольна и, видя, что за ней так ухаживают, совсем забыла про осторожность и стала угощаться, что называется, до отвала.

После обеда ее провели в чайную комнату, где предстояло пить чай по всем правилам чайной церемонии. Попросив ее отдохнуть здесь, молодой Краб вышел. Прошло уже порядочно времени, а он все не возвращался.

«Я слышала, что чайная церемония [26] – очень долгая история, но мне совсем не под силу терпеть так долго. Ах! Хорошо бы поскорее попить чайку, в горле совсем пересохло», – подумала она.

Обезьяна начала отрезвляться и стала ощущать сильную жажду. Потеряв всякое терпение и желая выпить хотя бы чашку кипятка, она подошла к жаровне, но только приложила руку к крышке котла, как спрятавшийся заранее в жаровне Каштан, рассчитав, что наступил подходящий момент, выпалил в нее так, что только бухнуло, и поразил ее в шею.

Это было для Обезьяны полной неожиданностью, и, ахнув, она повалилась. Но не такая это тварь, чтобы можно было уложить ее одним выстрелом.

– Ой! Ж…ж…жжет! – завопила она и, зажимая рану, стремительно вылетела из чайной.

Тут снаружи дома поджидала ее спрятавшаяся под свесом кровли Оса.

– Ага! Тебя-то мне и нужно, горная Обезьяна, – воскликнула она, выставив громадное острие своего копья и сразу же всадив его в щеку Обезьяны.

Одна засада за другой; совсем растерялась Обезьяна и, решив, что из всех тридцати шести способов сражаться в настоящее время наилучшим будет бегство, ибо жизнь дороже всего, прикрыла голову и опрометью кинулась к выходу. Но здесь ее уже поджидала Ступка, укрывшаяся в каменной ограде. С глухим криком навалилась она на голову пробегавшей Обезьяны и придавила ее к земле. Как-никак, а в насевшей на нее Ступке было не меньше трех пудов, под ее тяжестью Обезьяна не в силах была и шевельнуться, она только жалобно стонала.

Тут прибежал успевший уже переодеться в боевую одежду молодой Краб и, поблескивая перед самым лицом Обезьяны своими унаследованными от отца клешнями, холодно рассмеялся, увидев ее в таком положении:

– А как ты думаешь, горная Обезьяна, что будет теперь?

– Да, конечно, мне о том…

– Конечно. Об этом и говорить нечего. Ловко же ты убила злодейским образом моего отца.

– Нет… Он сам вследствие…

– А! Ты все стоишь на том же. Ну так я заставлю замолчать твой лживый язык, – сказал он и, раскрыв с щелканьем свои клешни, тут же напрочь отсек голову Обезьяне.

Так славно Краб отомстил Обезьяне за своего отца.

Давно тому назад в местечке Мацуяма провинции Этиго жили-были муж с женой. У них был ребенок, девочка, которую они очень любили. Так жили они себе припеваючи, не нарадуясь на свое ненаглядное детище.

Но вот случилось, что по неотложным делам мужу надо было отправиться в столицу. Теперь есть извозчики, есть железные дороги; отправляйся себе куда хочешь, но в те давно минувшие времена не было ничего подобного. Знатным и важным господам, может, и не приходилось, но простому люду оставалось только отмахивать целые сотни верст на собственной, унаследованной от родителей паре, по образу пешего хождения. От Этиго до столицы (в то время столица была в Киото) не то что рукой подать, много времени надо было, чтобы добраться до нее, и, конечно, хлопот, сборов и опасений было не меньше, чем теперь при поездке за границу.