Прокатились через это поле беженцы и рассеялись по лицу земли. Только трупы павших лошадей у дороги остались да следы повозок, глубокие и горькие, как морщины.

Прошли по этому полю армии, истоптали его, борясь, похоронили покойников, подобрали раненых и прошли дальше, поля этого не запомнив. Только раненые помнят: их кровь на этой черной траве...

И вот раскинулся здесь теперь диковинный лагерь тачечников. Баба, сняв с себя ситцевую кофточку, стирает ее в воронке. Вода ржавая. Говорят, от глинистой почвы. А может, и от крови? Дети спят в окопах. На остатках старых костров раздуваются новые. И уже ползет к небу горький сиротский дым... Догорает закат невиданный, багрово-черный, словно впитал всю кровь и все горе земли, пламя ее битв и дым ее костров. А с дороги приходят все новые и новые толпы людей с тачками. Уже тесно на поле. Уже спят люди в кюветах. Жмутся один к другому. Из Харькова, из Полтавы, из Донбасса, из Запорожья Артемовны с мешком соли на тачке, кременчугцы с краденым на фабрике табаком, рубежане с банками краски. Словно все города Украины сбились на этом поле. Словно весь народ пошел кочевать за тачкой, искать хлеба. Хлеба!

"Украина ты моя! Украина! - горько покачал головой Тарас. - Бедолаги мы с тобой!"

Меж тем парикмахер раздул костер и теперь, любуясь, глядел, как кучерявится и завивается пламя, словно то была лучшая прическа его работы.

Со всех сторон к огню потянулись руки. Человек в клетчатом пальто и мягкой шляпе, сидевший в стороне, тоже невольно потянулся к огню, но не подвинулся, не подошел.

– А вы, гражданин, откуда идете? - любезно крикнул ему общительный парикмахер, как бы приглашая к огню и к беседе.

– Простите... гм... - глухо отозвался человек в мягкой шляпе. - Я на улице... гм... не разговариваю, - и уткнул лицо в воротник пальто.

– Интеллигент, - обиженно сказал Тарасу Петушков. - Интеллигент с высшим образованием! А коли ты интеллигент, - крикнул он яростно, - так сиди дома, нечего на дорогу выходить.

– Простите... гм... - произнес человек в шляпе, - я вижу, вы не поняли... Я - певец... Гм... Я должен горло беречь... Здесь сыро...

Петушков расхохотался:

– Ну, голос надо было дома беречь!

– Мне выбирать не приходится, - кротко возразил актер.

– Да, выбирать не приходится, - вздохнул Петр Петрович. - Если б мне два года назад приснился сон, что я, пожилой человек, бухгалтер Востриков, стану... э... бродягой, - я подумал бы: экой дурной сон! А вот... э... сбылся. Да вы подсаживайтесь, подсаживайтесь! - крикнул он актеру. - Огонь бесплатно!

– Благодарствуйте, - ответил тот, приподнимая шляпу, и пересел ближе к огню.

– Что ж это вы так? - усмехаясь, спросил Тарас. - Говорят, немцы артистов любят.

– Какая компания! - восхищенно воскликнул парикмахер. - Какое общество собралось у нашего огонька! А, Петр Петрович? И в хорошее время не каждый день соберешь такое общество.

– Да... - мечтательно крякнул бухгалтер, - к этому обществу да графинчик... С лимонной корочкой.

– С апельсинной... - коротко вставил актер.

– Зачем же с апельсинной? Общепринято с лимонной. От дедов.

– Апельсины мягче. Иначе не могу... Простите... гм... голос.

Парикмахер подбросил веток в костер. Сырые, они корчились в огне, как клубок змей, и шипели.

– Яичница с помидорами, - сказал парикмахер, - вот мое любимое блюдо, если угодно знать.

Ему никто не ответил. Он снова подбросил веток в огонь.

– А этот бурак можно варить, - послышался вдруг робкий женский голос.

– Что? - обернулся парикмахер.

Бочком к огню, положив голову на свою тачку, сидела женщина. Он повторила:

– Я говорю... вот бурак на поле... его можно варить.

– Позвольте, - всполошился актер, - но это кормовой бурак. Это корм свиньям...

– Э, батенька! - возразил бухгалтер. - Чем же люди хуже свиней? Ведь мы свинину едим?

– Ели, - поправил Тарас.

– Ну, ели! Значит...

– Только люди уж, видно, весь бурак повытаскали, - грустно сказала женщина.

– А вот мы поищем! - воскликнул парикмахер и ринулся в поле.

Он скоро вернулся, потный и всклокоченный.

– Да... - сказал он, выкладывая перед женщиной все, что собрал. - Из-за бурака и то драка. Зверь стал народ.

– Голод...

– А в чем же варить? - спросила женщина.

– Да, в чем же варить? Я и не подумал, - парикмахер беспомощно огляделся вокруг себя. Было темно, но от костров падали наземь огненные пятна. - Э! Вот! - Он наклонился и поднял что-то с земли. - Каска! - Он подал ее женщине. - Вари в ней.

Женщина повертела каску и вдруг всхлипнула.

– Что вы? - всполошились все.

– Пробитая... - она показала каску, и все увидели черную дырочку в звезде.

У костра стало тихо.

– Я другую найду! - нервно усмехнулся парикмахер и начал шарить руками в траве.