Шрифт:
– Все миром просили, - вздохнул Савка.
– Не миром, - строго поправил его Игнат, - колхозом просили меня. У тебя, говорят, Игнат, душа непокорная, несогласная с неправдой. Постой за всех. И вот - стою. Немцы мне кричат: где хлеб, староста? А я кажу: нема хлеба. А почему рожь осыпается, староста? Нема чем убирать! А почему скирды стоят, под дождем гниют, староста? Нема чем молотить! Мы тебе машины дадим, староста. Людей, кажу, нема, хоть убейте! Ну и бьют! Бьют старосту смертным боем, а хлеба все нема.
– Не могут они его душу покорить, вот что! - проникновенно, со слезой сказал Степану Савка.
– Что душу! - усмехнулся Игнат. - Спину мою, и ту покорить они не могут. Непокорная у меня спина, - сказал он, распрямляясь. - Ничего, выдюжит.
– Спасибо тебе, Игнат! - взволнованно сказал Степан, подымаясь с лавки и протягивая руку. - И прости ты меня, бога ради, прости.
– В чем же прощать? - удивился Игнат.
– Нехорошо я о тебе думал... И не о тебе одном... Ну, в общем - прости, а в чем - я сам знаю.
– Ну, бог простит, - улыбнулся Игнат и ласково обнял Степана, как сына.
На заре староста сам проводил подпольщика до околицы. Здесь постояли недолго, покурили.
– Если власти нашей, - тихо сказал Игнат, - или партизанам хлеб нужен, дай весточку, - хлеб дадим.
– Хорошо. Спасибо.
– Не мне спасибо. Хлеб не мой. Колхозный. Расписку возьмем.
– Хорошо.
– Ну, иди...
Степан протянул ему руку. Игнат взял ее, крепко зажал в своей.
– Еще вот что спрошу тебя... - прошептал он, заглядывая в глаза Степана. - Скажи - наши вернутся? Не спрошу тебя, скоро ли и когда, бо того ты и сам не знаешь. Спрошу только: вернутся ли вообще? Правду скажи! - И он впился в его глаза.
– Вернутся! - взволнованно ответил Степан. - Вернутся, Игнат, и скоро!
– Ну вот! - облегченно вздохнул староста. - А спина моя выдержит, не сомневайся! - И он засмеялся, пожимая в последний раз Степанову руку.
Степан шел полевой дорожкой меж массивов осыпающейся ольховатской ржи и всю дорогу весело ругал себя:
"Чиновник ты! Цыплякову поверил, а в народе усомнился, чернильная твоя душа? Вот он, народ - непокорный, могучий. Бюрократ ты, кресло потертое! Не молчит он - звенит! Как сухое дерево, звенит ненавистью, по искре тоскует. А тебя, бумажная твоя душа, сюда спичкой и поставили. Да нет, не спичкой! Спичка чиркнула и погасла. Кремнем. Кремнем должен ты быть, Степан Яценко, чертова твоя душа! Чтоб от тебя искры летели и раздувалось пламя народной мести".
Обо всем этом и рассказал Степан Вале, когда они наконец встретились.
Они проговорили всю ночь.
У Вали тоже был ворох вестей для Степана.
– От Максима приходил человек, - сказала она.
– От Максима? - обрадовался он. Максим, как и он, был поставлен обкомом для работы в подполье. - Ну, что Максим?
– Пока жив! - улыбнулась Валя. - Большие дела у него! Шахтерских отрядов несколько... Три комсомольских...
– Вот как! - даже позавидовал Степан. - Это хорошо.
– Приходили от Ивана Петровича...
– Ну, ну?
– Толком ничего не сказали. Видно, меня опасаются. Но явку дали. Иван Петрович просит передать - у него в хозяйстве урожай сам-семеро...
– А-а! - усмехнулся Степан. - Иван Петрович всегда был мужик агротехнический! Ишь уродило как!
– Ну, это все вести от людей, тебе известных. А есть и от неизвестных. Никому не известных.
Степан не понял.
– То есть как?
– В Вельске кто-то красный флаг поднял на парашютной вышке. Целый день висел. Немцы боялись - заминировано. Об этом флаге только и говорят вокруг!
– Кто же флаг поднял?
– Никто не знает! Я же тебе говорю: никому не известные люди.
– Этих неизвестных людей надо найти.
– Немцы тоже ищут...
– Ну, немцы могут и не найти, - засмеялся Степан, - а нам своих не найти совестно.
– Потом у нас - в нашем городе - тоже событие, - продолжала Валя.
– Что у нас? - всполошился Степан. Он любил свой город, гордился им и всякую весть о нем встречал ревниво.
– Немцы на главной улице каждый день сводку вывешивают. Народ читает, кто верит, кто нет, но у всех - уныние. И вот стала каждый день под немецкой сводкой появляться другая. Понимаешь? Написано детским почерком. На листке школьной тетради. Чернилами. И даже, - улыбнулась она, - с кляксами...
– Что же в этих листках? - недоумевая, спросил Степан.
– Опровержение! Какой-то малыш каждый день - заметь, каждый день! опровергает Гитлера: "Не верьте Гитлеру - все, собака, врет. Я слушал радио. Наши не отдали Сталинград. Наши не отдали Баку". Немцы срывают эти листки, ищут виновника, а ничего сделать не могут. Опровергает малыш Гитлера каждый день, и Гитлер с ним справиться не может! Об этом весь город говорит.
– Кто ж он? - взволнованно спросил Степан.
– Никто не знает. Может быть, кто-нибудь из моих малышей...