Через полчаса около меня устроился молодой, одетый с иголочки парень, который попытался завязать беседу. Мой немецкий оставлял желать лучшего, поэтому я, к его удивлению, ответил по-английски. Немного замешкавшись, он перешел на английский, и мы с ним мирно беседовали около часа, пока он не сошел на одной из остановок.

Петер – так звали этого парня – подробно объяснил мне, посмотрев в мой билет, где надо сделать пересадку, чтобы добраться до Антверпена.

На указанной станции я вышел и попытался найти необходимый мне поезд. Меня удивило то, что к кому бы я ни обратился по-английски, все мне охотно отвечали и старались помочь, чтобы я не перепутал поезда. А один парень, в небрежно накинутой цветастой куртке и бейсболке, даже отвел меня к переходу, ведущему к необходимой платформе, где стоял небольшой состав из нескольких синих вагончиков, который и должен был доставить меня в Антверпен.

Если двадцать лет назад в ГДР, где я был на приемке судна в Варнемюнде, с английским ни к кому и подойти было нельзя, там лучше было общаться по-русски, то сейчас меня все понимали и легко отвечали, если я кого спрашивал.

В вагоне, в отличие от предыдущего, народу было мало. Я устроился на одной из свободных скамеек и принялся ждать отправления.

Через скамейку от меня сидел какой-то чернявый, неопрятно одетый, небритый мужичок в черной широкополой шляпе и с завитыми прядями волос вместо бакенбард. Я даже обрадовался, что он сел не рядом со мной, потому что мне показалось, что от него даже идет запах немытого тела.

Когда поезд тронулся, то этот странный человек достал из сумки толстую книгу и принялся её читать, не обращая внимания на окружающих. Интересным для меня было то, что страницы книги он переворачивал справа налево. Вот тут только я и догадался, что это верующий еврей, который читает свою книгу, типа нашей Библии. Я знал, что их много живет в Антверпене, но вживую настоящего верующего еврея я встретил впервые и исподтишка разглядывал его. Но вскоре мне это надоело, и я больше вглядывался в темноту ночи, в которой то тут, то там возникали огни мелькающих деревень.

От однообразия я поймал себя на том, что стал дремать, периодически прислоняясь лбом к холодному окну. От таких прикосновений я просыпался, но вновь и вновь дремота овладевала мной. Один раз я очнулся оттого, что кто-то осторожно потрогал меня за плечо. Наверное, это была граница. Люди в форме проверяли билеты и паспорта. После проверки они ушли в соседний вагон, и вскоре поезд поехал дальше.

Как сказал мне в Гамбурге Дрэгомир, меня на вокзале должен встречать представитель агентирующей компании, который и отвезет меня на судно, поэтому я не переживал, что приехал в незнакомое место, и не торопясь вышел из вагона, но тут же был ошарашен и чуть не потерял дар речи от места, куда я попал.

Я находился под куполом огромной стеклянной крыши, высоко вздымавшейся над перронами, и даже несмотря на то, что сейчас была ночь и ажурные окна в ней были темными, создавалось ощущение простора, свободы и полета, а яркое освещение и боковые стеклянные стены арками, уходящими ввысь, даже усиливали это впечатление.

От всего этого мне даже стало как-то легче дышать. Не было ощущения замкнутого пространства, которое обычно я испытывал на всех вокзалах. Атмосфера, царившая под таким сводом, взбодрила меня, и даже несмотря на то, что я устал и в поезде постоянно «клевал носом», подхватил сумки и вслед за несколькими пассажирами бодро пошел к входу в вокзал, стена которого с высокими окнами в резных рамах была облицована светло-серой резной мраморной плиткой.

На втором этаже этой стены верхняя часть окон заканчивалась арками, поблескивая многочисленными витражами, уходящими ввысь, к полукруглой крыше.

Пройдя через высокую и широкую дверь, я оказался в зале вокзала. Вот тут я уже был по-настоящему поражен ощущением, что оказался или в старинном храме, или в сказочном дворце. Передо мной раскинулся огромный зал, окруженный стенами из светло-серого мрамора, с огромными окнами, уходящими куда-то ввысь, к стеклянному куполу, который накрывал его.

По лестнице из темно-серого мрамора я спустился в зал, пол которого был покрыт серыми мраморными плитами различных оттенков, со встроенными в них темными квадратами и прямоугольниками. Колонны, балюстрады, арки и полуарки, скульптуры, золотая отделка часов над дверями, окна-полурозочки – все это гармонично сочеталось между собой, дополняя друг друга.

От всего увиденного я был в восторге и молча стоял, озираясь по сторонам, разглядывая окружающую меня красоту, вызывавшую чувство легкости и воздушности, прогоняя усталость, накопившуюся за целый день.

Ведь сегодня я проснулся в гостинице для моряков в семь утра, позавтракал там и к девяти часам подошел с вещами к офису компании, расположенному в двадцати минутах ходьбы от гостиницы. В десять часов Дрэгомир посадил меня на поезд, а сейчас на часах, установленных на входной стене в зале вокзала с изящными балкончиками, под которыми красовался золотой герб Антверпена, было почти одиннадцать вечера.

Медленно, чтобы не поскользнуться на мраморном полу, я двинулся к выходу. По залу беззвучно ездили уборочные машины, оставляя за собой влажные следы, и везде стояли предупреждающие таблички «Осторожно, влажный скользкий пол».