– Разве дыру еще не залатали?

– Нет.

– Мои рабочие засыпают…

– Там склад совсем рядом, не хватало еще потерять запасы зерна.

Мано глухо застонал, тяжело поднимаясь с места:

– А если перенести корзины?

– Невозможно. Вчера уснули несколько молодых. Эта участь ожидает нас всех. Дармисам не нужно будет нападать. Когда уснет последний кормис, они заберут еще живые коконы, чтобы вырастить себе рабов и разрушат дом.

– Мы этого не допустим! Я обещаю, скоро милость королевы озарит стены Кормаксилона. Кадо вернется с лучшей добычей.

Советники вышли из залы, мысленно давая указания своим подчиненным.

Кормисам предстояло решить немало важных задач в ближайшие дни.

До спячки, которая может завершиться смертельным сном.

Покинувший собрание первым, Уно давно скрылся в темных коридорах дома. Когда в Кормаксилоне была королева, всюду горели огни в глиняных плошках и узоры на стенах – художества Наро казались особенно яркими. Когда Хозяйки не стало, мужчины обходились без света, безошибочно узнавая помещения по запаху. Кормисы обладали совершенным звериным чутьем.

Из бокового отсека доносился тонкий сладковатый аромат питайи – там находилась кладовая, где на отдельной полке прежде хранились лакомства для Королевы. Чуть дальше было хранилище тканей, а также запасы пряжи и готовой одежды. От набега мелких вредителей вещи окуривали пряным дымом сгоревших корней хамелы, поэтому помещение до сих пор приятно пахло.

Уно жадно вдохнул знакомые, будоражащие воображение ароматы, они напомнили ему о прошлом, но следовало вернуться в горькое настоящее. Юноша спускался все ниже, миновал пустые и мрачные галереи с едва уловимой горчинкой плесени – "надо бы послать уборщиков", и оказался в зале с мелкими нишами в стенах от пола до самого потолка.

Там Уно замер у огромного каменного ложа, где на перине из шерсти и душистых растений лежали маленькие округлые яйца, размером чуть больше человеческого кулака.

Их скорлупа была мягкой, красноватого цвета, с брызгами черных пятен. Яйца должны были расти, вытягиваться, становясь плотными коконами. Из каждого такого Кокона появится новый член колонии, новый житель Кормаксилона: воин, строитель, добытчик, мастер, нянька или швея.

Мужчины. Только мужчины.

Пожилой кормис, охранявший самое ценное сокровище, спрятанное в святая святых Дома, устало вздохнул, увидев старшего из наставников:

– Они угасают, – прошептал он, не скрывая отчаяние. – Мне начинает казаться, что они стали меньше. Уно, если все погибнут, то вскоре и первое яйцо зачахнет, и что тогда будет с нами?

– Знаешь, Рано, еще рано паниковать, в самом деле.

Натянуто улыбаясь, чтобы поддержать собрата, Уно осмотрел главное достояние Колонии. Воин или строитель не смогли бы по первому взгляду отличить яйца, едва хранившие искру жизни от тех, в которых уже зрел вполне сформированный маленький кормис. Но Уно сразу все понял и внутренне содрогнулся, осознав, сколько крохотных зародышей на грани гибели.

– Продержитесь еще немного, – мысленно попросил он, развязывая метку на своем плече.

В рисунке узора пряталась спираль, искаженная полосами рубцов. В юности Уно обычным камнем пытался содрать свой проявившийся знак. Ему отчаянно не хотелось быть нянькой, он надеялся оказаться солдатом или на худой конец добытчиком.

Теперь же ему было стыдно за свою прежнюю глупость. Нет большей чести, чем хранить наследие предков, бережно взращивая новые поколения собратьев.

На миг Уно закрыл глаза, подумал немного и наконец взял в руки флейту, спрятанную на маленькой каменной полке выше человеческого роста.

Рано хотел было что-то возразить, даже открыл рот, но тут же захлопнул его, так ничего и не сказав. Старшему виднее, пускай дарит надежду хотя бы себе. Всем известно, что спасти колонию может только присутствие Королевы, а не какие-то там чудные песенки.

Уно поднес инструмент к губам, глубоко вдохнул и плавно выдохнул, одновременно перебирая чуткими пальцами. Флейта тотчас отозвалась тихим подобием свиста, жалобного, но мелодичного.

По искаженной спирали на плече кормиса пробежала алая рябь. Такой же красноватый отсвет вскоре заскользил по поверхности яиц. Метка ярко вспыхнула и стало медленно гаснуть, зато сияние яиц все усиливалось.

Вдруг Уно резко отнял флейту от губ и осел на каменный пол. Его метка почти исчезла, и теперь мерцающими черными пятнами восстанавливалась вновь.

Встревоженный Рано метнулся к старшему:

– Нельзя так мучить себя, – прошептал он, понимая, что Уно уже набрал сил, чтобы отвечать.

– Ничего, скоро у нас будет новая Мать и все наладится, – вяло отозвался юноша, хотя в глубине души все еще любил своенравную и капризную королеву, пропавшую в неизвестном направлении. Кормисы с трудом могли верить, что волоокая госпожа Камрит сбежала с пленником, которого ради ее забавы привели воины после битвы на окраине леса.