Если вы откроете комедию Николая Гоголя «Ревизор», то увидите его «Замечания для господ актеров», в которых автор подробно расписывает, как следует играть ту или иную роль. Так вот, я, следуя примеру Николая Васильевича, пишу замечание для господ читателей: не «проглатывайте» эту книгу, не торопитесь, читайте «с чувством, толком, расстановкой», записывайте мысли, которые будут приходить к вам во время чтения (а они обязательно будут приходить!). Если вы привыкли записывать свои мысли на диктофон или в телефон, попробуйте, читая эту книгу, вести записи от руки. Мелкая моторика как нельзя лучше «разгоняет мозги» на творчество.

«Я пишу от руки, потому что не привык думать за машинкой. Мне нужно чувствовать в руке карандаш, видеть, как из-под кончика карандаша выходят слова, и если слово не то, я его просто стираю и пишу новое. Мне надо все сначала записать на бумагу. Только после этого я перепечатываю все на машинке, но сначала мне нужно, чтоб текст был написан от руки, чтоб я чувствовал его», – говорил Уильям Фолкнер [3] .

Генри Миллер считал, что писателю вредит любая механистичность: «Когда пишу от руки, у меня создается впечатление, что я более искренен, не столь литературен. За пишущей машинкой у меня все получается слишком гладко. Это напоминает проигрывание фортепьянных гамм. Моими мыслями каким-то образом управляют пальцы» [4] .

Я не предлагаю, как пушкинский Сальери, «поверить алгеброй гармонию», разложить творчество на молекулы и атомы, вовсе нет. Но я верю, что у нас есть все шансы справиться со страхами, овладеть конкретными инструментами, чтобы создать текст, который, возможно, станет началом вашего большого творческого пути.

Итак, в путь!

Добро пожаловать на наш литературный борт!

В первой части книги мы рассмотрим самые яркие примеры и приемы писательского мастерства из русской и зарубежной литературы. Если бы мы взяли всех любимых авторов, только список писателей занимал бы несколько страниц, а объем книги стремился бы к бесконечности. Поэтому если вы в оглавлении не найдете «своего» писателя, не огорчайтесь. Изучив книгу и выполнив упражнения, вы сможете взглянуть по-новому на любимые книги или захотите создать собственный текст.

Лучше всего читать главы в предложенной последовательности. В некоторых из них мы будем обращаться к написанному в предыдущих разделах, поэтому читая по порядку, системно, вам будет легче усваивать материал. Однако главы написаны так, что каждая из них вполне автономна – не возбраняется открыть книгу в любом месте, вдохновиться и начать творить.

«Еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глазах всех. Вот мое главное свойство, одному мне принадлежащее» [5] .

Так Николай Васильевич Гоголь с абсолютной прямотой, свойственной только очень дальновидному человеку, говорит о своем писательском таланте, цитируя Пушкина. Давайте запомним это слово – «пошлость» – мы обязательно разберемся с ним в другой главе.

Но сейчас вернемся к Гоголю. Он рано понял свое призвание и с удивительной объективностью, скажем прямо, редко присущей людям писательского труда, отмечал свои, как сейчас говорят, hard skills [6] : «Я никогда ничего не создавал в воображении и не имел этого свойства… У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных мне известных… Я никогда не писал портрета, в смысле простой копии. Я создавал портрет, но создавал его вследствие соображенья, а не воображенья» [7] .

Портрет, создаваемый вследствие соображенья… Как именно Гоголь это делал? Давайте посмотрим, как Гоголь описывает помещика Манилова во второй главе «Мертвых душ»: «На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: “Какой приятный и добрый человек!”. В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: “Черт знает что такое!” – и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную» [8] .

Вереница образов гоголевских помещиков стоит перед нашими глазами еще с девятого класса. Помните, как мы послушно заучивали очередность посещения Чичиковым помещиков и символичность каждого образа? Движение от Манилова к Плюшкину должно было показать нам омертвение души, спуск в духовный ад и нравственную пустоту.

Чичиков первым делом едет к Манилову. Случайно ли Гоголь поставил сладчайшего мечтателя в начало поездки за мертвыми душами? Очевидно, что нет. По писательскому замыслу, последнюю степень деградации Павел Иванович должен был обнаружить у последнего помещика, тогда как Манилов, на первый взгляд, не внушает опасения и не несет отрицательных черт. Но так ли это на самом деле?

Посмотрите, как Гоголь подводит нас к пониманию маниловского характера, к отсутствию в нем определенности и стержня.

«Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова», – подбирается к персонажу автор [9] .

«Приятный», «сахар», «голубоглазый», «белокурый», чистый Сахар Медович, мужчина видный, – не правда ли, вполне безобидные определения, рисующие нам приятного, доброжелательного человека. Так почему с этим господином, который построил у себя в деревне рядом с господским домом «Храм уединенного размышления», не делает никому зла, чувствуешь «скуку смертную»?