– Ты же у нас терпеть не можешь публичные унижения, да? – прошипел он ему на ухо, и Сильвенио от его тона пробила крупная дрожь.

Паук притащил его в котельную, наполненную в этот час людьми больше обычного. От нехорошего предчувствия у Сильвенио мгновенно пересохло во рту, но он уже ничего не мог сделать – стальные пальцы мертвой хваткой впивались в его плечо. Завидев капитана, рабочие приостановились и выжидающе посмотрели на своего начальника.

– Кажется, поступали жалобы на то, как скупо я оплачиваю ваше существование, вшивые псы, – произнес Аргза с каким-то пугающим весельем, без труда повышая голос ровно до той степени, чтобы его слышно было по всей котельной. – Так вот. Хочу сообщить, что только что вы имели шанс нехило обогатиться. Но один мой служащий, – он встряхнул Сильвенио так, что у него челюсти стукнулись друг об друга, – вас этого шанса лишил, не только ослушавшись моего прямого приказа, но и дав уйти потенциальной добыче. Как думаете, что я могу с ним за это сделать?

Никто не шевелился. Где-то возле баков Сильвенио заметил мелькнувшую в толпе рыжую макушку механика, но не решился подать ему хоть какой-то знак.

– Сир… я не думаю, что…

– Молчать.

Аргза дернул его на себя и одним движением содрал с него тонкую куртку. Пнул под колени, заставляя упасть на пол – у Сильвенио осталась ссадина на лбу. Тот попытался подняться или хотя бы отползти, панически дрожа, – его тут же пнули снова и прижали тяжелым коленом к полу, вышибив весь воздух из легких. Сквозь охватившую его панику он вдруг ощутил, как Аргза сдернул с него штаны и поставил на четвереньки, сильно вжав лицом в отвратительно-грязный, заплеванный металлический пол.

– Не надо… не надо, милорд… я не мог… убить их… и то, что вы делаете… убийцей меня не сделает, как бы вы ни хотели… Но ведь в остальном я… всегда слушаюсь! Всегда, сир!.. Не… не н… надо… не…

С каждым болезненным толчком он ударялся поцарапанным лбом об пол с глухим стуком, и этот стук не позволял ему почему-то, как обычно, отвлечься от реальности происходящего и успокаивать себя привычными мантрами-внушениями о том, что все хорошо, что здесь не он, а только его тело – бренная оболочка, которая все равно рано или поздно умрет… В котельной было грязно и невероятно душно, и еще – очень людно. Точно так, как он запомнил ее еще с первого своего посещения. Жаркий смрадный воздух прилипал к выгнутой спине, к нещадно кусаемой шее, набивался тошнотворным комком в горло и легкие. Сильвенио царапал металл в тщетной попытке хоть за что-нибудь уцепиться. Рабочие стояли вокруг них безмолвными, безучастными наблюдателями, впивались в него бесчисленным множеством испуганных-злых-усталых взглядов, не шевелясь, и никто – никто! – не смел ни возразить, ни хотя бы перестать смотреть. Они думали, Аргза показывает это представление для них, чтобы ни у кого не возникало даже мысли ослушаться его однажды, они думали: горе тому, кто попытается сейчас избежать этого поучительного шоу. Но это было не так, Сильвенио, бессильно стонущий и извивающийся под пиратом наподобие выброшенной на берег маленькой рыбки, знал, что это было не так: Аргзе плевать на всех этих рабочих, их за непослушание он просто выкинет с корабля – прямо в открытый космос. Аргза устроил все это только для него одного. Чтобы запомнил – раз и навсегда.

Потом Аргза молча ушел, а Сильвенио так и остался лежать на полу, обнаженный, избитый, неподвижный. Он не хотел подниматься, не хотел больше когда-либо смотреть в глаза всем тем, кто наблюдал за этим кошмаром, не хотел больше что-либо делать. Он вообще больше ничего не хотел – только прижиматься лбом к удивительно холодному в здешней жаре полу и никогда-никогда не открывать глаз.

Рядом раздались шаги, и кто-то, насильно поставив его на ноги, натянул ему штаны и кое-как набросил на плечи порванную куртку.

– Пойдем, – сказал Джерри мрачно, поддерживая его за плечи. – Ну, пойдем… Доигрался ты со своей правдой, вот что я скажу…

Сильвенио не ответил. Ему было все равно. Механик повел его, запинающегося о собственные ноги, в его комнату, уложил там на постель. А потом вдруг рассердился – пихнул в бок, нахмурился и сказал зло:

– Ну, все, хватит тебе! Ведешь себя так, будто катастрофа случилась мирового масштаба, а ведь он мог и что похуже выкинуть!

– Тебе он делал хуже? Унижал сильнее?

– Ну… – тот как-то сразу стушевался. – Вообще-то нет, но… это все равно не повод так себя распускать!

Сильвенио устало прикрыл глаза:

– Оставь меня, пожалуйста. Мне нужно отдохнуть, пока ему опять что-то не понадобилось…

Джерри поворчал еще немного, но послушно вышел, чтобы дать ему хотя бы поспать после всего этого. Хорошо хоть, что он не обидчивый.

Вечером Аргза предсказуемо позвал его к себе, и Сильвенио, наглотавшись добытых для него Джерри обезболивающих, пошел в кабину управления. Это было лучше, чем постоянно держать Контроль, от которого потом неумолимо ныли виски.

– Ты вовремя, – заявил Аргза с порога. – Как раз пора делать вечерний обход корабля. И не забудь сообщить мне, если увидишь каких-нибудь самоубийц, отлынивающих от работы.

Сильвенио сглотнул. Резкое осознание того, что он не протянет так долго, сжало его сердце волной страха. Он вдруг отчетливо понял, что у него осталось всего два варианта, как может это закончиться: либо Аргза в конце концов убьет его нагрузками и непрекращающимися наказаниями, либо ему придется окончательно поступиться своими принципами и убеждениями и научиться причинять другим вред. Хотя нет – был еще и третий вариант: он мог просто умереть от голода, учитывая, что Аргза дал запрет поварам на особое вегетарианское меню для него, а есть мясо он не мог себя заставить, и приходилось довольствоваться хлебом и остатками общего супа.

Он подошел к нему и – рухнул перед сидящим в капитанском кресле варваром на колени. Это оказалось нетрудно: ноги все равно не держали. Саднящим лбом он в изнеможении уткнулся в носки его сапог, вцепившись, как безумный, в его брюки дрожащими пальцами.

– Простите меня… – зашептал он сбивчиво. – Умоляю, простите… Я ошибся, я ужасно ошибся, когда говорил вам… те слова! Пожалуйста, я не выживу без вашей заботы, я не справлюсь, я не выдержу больше… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Ладонь варвара легла на его затылок в привычном ласкающем жесте, и только тогда он решился поднять взгляд.