Не упустить сущность, которая только что изгнана, важно не только ради безопасности экзорциста. Удержать ее нужно и ради того, чтобы какое-то время спустя она не вернулась обратно в свою жертву. Обратимся еще раз к тому, что говорит об этом Новый Завет: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: „Возвращусь я в дом мой, откуда я вышел“. И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным. Тогда идет и берет с собой семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого».

Чтобы этого не произошло, стараются переместить такую сущность либо в другое живое существо, либо в предмет. Шлядинский решил использовать для этой цели камни, минералы. Годились, однако, только те, что имели определенную ауру. Сначала он полагал, что камни, пригодные для этого, должны быть если не драгоценные, то хотя бы полудрагоценные или декоративные. Чтобы проверить эту догадку, он ходил по коллекционерам, встречался с людьми, которые интересуются и собирают такие камни. Поскольку истинный его интерес ничего, кроме недоумения, вызвать не мог, всякий раз приходилось придумывать какой-то благовидный предлог. Все это было тем более трудно, что коллекционеры – а драгоценных камней тем более – люди весьма настороженные и избегающие контактов с теми, кто не из их клана. Но усилия найти камень, который годился бы для этой цели, долго оставались тщетны. Ни один из камней, которые он имел возможность видеть, не имел ауры, близкой к той, которой обладает такая сущность. Очевидно, Шлядинский думал об этом постоянно, постоянно был настроен как бы на эту волну. Однажды на улице он увидел на асфальте обыкновенный камень, булыжник. Протянул к нему руку – это оказалось именно то, что он так долго искал!

– Ощущение это очень субъективное, – говорит он. – Очень трудно выразить его в словах. Сказать, что это та же или близкая мера плотности, упругости, вязкости или чего-то еще – бессмысленно. Это не то, к чему я мог бы подобрать слова. Слова не могут ни близко, ни тем более адекватно выразить того, что я имею в виду. И уж совсем, наверное, непонятно будет, если я скажу, что речь идет о неких признаках, ощущениях, но по сравнению с сущностью как бы с другим знаком. С противоположным? Не могу сказать. Потому что там другая градация, чем «верх-низ», «плюс-минус».

Поэтому я не мог бы объяснить, по какому признаку я различаю их, эти камни. Различаю, и все! Почему я обратился именно к камням? Потому что в текстах, которые читал я, была информация, что сущность такую, выведя ее из человека, загоняют именно в камень. Так что это не я придумал. Я знаю, что можно перевести и в животное, но просто возни больше. И вообще это очень трудно. Камни, которые использовал я, кроме некой резонансности, но с другим значением, должны работать как бы на засасывание. Вроде бы вакуум внутри. Если его не было, я создавал его сам. В момент, когда сущность выходила и находилась в руках у меня, я отправлял ее туда, сопровождая это определенным действием, и она всасывалась туда. Чтобы она не могла выйти, я «ставил замок», произносил должное заклинание. После этого камень я выбрасываю в Москву-реку и на этом все кончается. В воду бросаю их я потому, что знаю, что есть люди, которые интересуются такими вещами, и, если камень оставить просто так, на виду, рано или поздно кто-нибудь может найти его, почувствовав, что в нем нечто есть, и по незнанию выпустить эту злую сущность. Бросая камень с заключенной в нем сущностью на дно реки, я свожу вероятность, что это произойдет, до минимума.

После того, как сущность покинула человека, говорит Шлядинский, экзорцист произносит над ним нужное заклинание, а сам человек должен прочесть молитву три раза. Если он не может сделать этого в ту минуту (обычно после изгнания он сразу впадает в глубокий, обморочный сон), близким надлежит проследить, чтобы он сделал это сразу, как проснется. В сочетании с заклинанием это как бы замок, не дающий изгнанной сущности вернуться обратно. В других случаях, если не сделать этого, такое происходит.

Так же поступают и среднеазиатские шаманы. После изгнания читается молитва.

Как говорил я, все, у кого обнаруживал и изгонял эту сущность Шлядинский, имели один и тот же официальный диагноз – эпилепсия. И у всех, у кого сущность эта была изгнана, припадки эпилепсии больше не повторялись.

Сообщения об оборотнях весьма древни. Еще Геродот писал о каком-то северном народе нуров или невров, способном якобы превращаться в волков. Автор «Слова о полку Игореве», упоминая реальную историческую личность полоцкого князя Всеслава, [22] сообщает о нем, что тот днем суды судил, «а сам ночью влъком рыскаше из Киева дорискаше до кур Тмутораканя великому Хръсови влъком путь перерыскаше».

В народе издавна замечена была приверженность ворожей и колдунов к разным животным, казалось бы, бесполезным в хозяйстве, которых неведомо для чего держат они при себе. Возможно, кроме этого недоумения, были и другие, более достоверные наблюдения, давшие повод к поверью, будто такие колдуны и ведуньи, когда хотят, могут вселяться в этих животных, диких зверей и даже птиц. Такой колдун «тело свое хранит мертво, а летает орлом, и ястребом, и вороном, и дятлом, и совою, рыщет лютым зверем и вепрем диким, и волком, летает змеем, и рыщет рысью и медведем».

Считалось, если, когда колдун в образе птицы или зверя рыщет на стороне, а «тело свое хранит мертво», в это время потревожить его, перенести бесчувственное тело в другое место, его «я», душа его, не сможет вернуться назад. Тогда колдун до конца своих дней останется в облике зверя.

Кровная месть у некоторых народов сохранилась и по сей день. Если обычай этот и варьируется от народа к народу, то, главным образом, лишь потому, каким образом эти несчастные люди сводят счеты друг с другом. У одних в ход пускаются отравленные стрелы и копья, у других кинжалы, третьи применяют современные винтовки и даже автоматы. Каждое сообщество или племя прибегает к тем средствам и практике, которые соответствуют его обычаям и возможностям. В Непале некоторые племена иногда используют для этого древнейшую магическую практику, сохранившуюся у них. Рассказывает В. Н. Туркин, советский исследователь, проведший в этой стране несколько лет.