Она уже не стеснялась в дальнейшем нас. Мы смотрели на обнажённую русалочку (она была очень красивая). Ей было всего 20 лет. Тонкая, но не худая талия, змеиный изящный переход бёдер, длинные ноги с золотистой от местного загара кожей, небольшие, но прелестные грудки, колыхающиеся при каждом её шаге. И такое ощущение, хоть она была и не полная, но ни одной торчащей косточки, как будто скульптор из пластилина мягкого, нагретого солнцем, лепил это создание.

Мы смотрели, как она входит в воду. А там уже расхотелось искать продукты, всё равно ещё еда осталась.

Мы переглянулись с другом, и когда она вышла, оттёрлась от свежей воды, мы в чём мать родила прыгнули в озеро.

У нас не было, если так сказать, ни завтрака, ни обеда, мы уже не прикрывались одеялом, любили её во всех позах.

Она поглощала нашу силу и кричала: «Ещё!»

И только к утру, бездыханные, лежали на наших шкурах, а она, обнажённая, с закрытыми глазами, с блуждающей на лице улыбкой, посреди нас.

При прощании в городе она сказала:

– Как ты будешь здесь, я всегда твоя.

Глаза её помутнели, я видел в них слёзы.

– Прощай, моя милая. Я никогда не забуду тебя и твоё божество. Ты вечна во мне. Прощай.

И это было правдой. Я много познал женщин, но она всегда во мне, впереди всех, и до сих пор.

Хотя ледяной холод где-то далеко внутри меня остался.

Не из-за того, что она отдавалась с такой страстью и извращением. А то, что в это время она была замужем, и муж ждал её, верил ей и любил её.

С другом она встречалась, всегда спрашивала обо мне. Спрашивала, когда я приеду.

Друг сказал, что она изменилась, потолстела и потеряла свою прелесть, ту сказку, которой она была с нами. Ему она ни разу не дала, хотя он и делал попытки. В городе её знали как целомудренную, уважаемую женщину, верную своему мужу.

Как-то она сказала другу:

– Пусть он приедет, и всё будет так же.

Но я не приехал.

У меня уже было много пассий, и всех я округлял. Это значит, я пробовал их во всё, в что можно попробовать, многие кричали от последнего, но не потому, что было больно – им нравилось.

А мне нравилось то, что скоро они пойдут к мужьям и, лёжа под ними, будут вспоминать меня. А мужьям будет казаться, как резко изменились их жёнушки в лучшую сторону, какие они стали страстные.

Выходит, от меня польза не только им, но и их мужьям.

Лишь бы у этих муженьков не начали расти рога наяву.

Конец ознакомительного фрагмента.