Едва начинало светать, размещали свой товар на земле. Стелили кусок какой-то материи и раскладывали на нём свои банки донышком вверх, чтобы не запылились. Наш товар расходился очень быстро. И мы таким же товарняком возвращались обратно домой. Часть денег шла на заготовку банок, а часть – на наше пропитание.

Но и эта «малина» длилась недолго, так как нас стали «гонять». Трудно стало пробраться к поезду, а с рынка тоже нас стала прогонять милиция.

В мою память врезалась одна ночь. Меня разбудили Лиза и Виктор. Виктор держал в руках целую буханку ещё тёплого хлеба. Столько по карточкам нам не давали. Рядом с ним стояла сестра с бумажным кульком чего-то белого. Они наклонились ко мне со словами: «Бери, ломай хлеб и окунай его в кулёк с сахаром». Я смотрел на всё это и не мог понять – в чём дело?

– Да не бойся, ломай, ешь, КАРТОЧКИ ОТМЕНИЛИ!

Вскоре старший брат закончил седьмой класс и пошёл учиться в ремесленное училище. Вечером он возвращался домой, и его тоже надо было чем-то накормить. Не знаю почему, но жить стало чуть-чуть легче.

Потом я пошёл учиться в школу. Учился я плохо. Мне всё время хотелось есть. Тетрадей не хватало. Азбуку, потрёпанную, мне достали. Но учиться не хотелось. Хотелось есть. Утром в школе дежурный перед входом в класс проверял на чистоту руки и уши. Если они были грязные, то отправляли мыть руки в туалет. Со мной это происходило так часто, что меня прозвали «Родной брат поросёнка».

Тогда я стал опаздывать на урок и просил учителя пустить меня в класс. Иногда за опоздание на урок меня ставили в угол. Тогда я стал частенько пропускать уроки. Однажды я сел у какого-то дома недалеко от школы и стал ждать, когда окончатся уроки. Я сидел с кислым лицом, думая о том, что за прогул могут вызвать в школу мать, и тогда мне может ещё достаться дома.

Через некоторое время прохожие стали бросать мне монетки. Тут я совсем перепугался, так как баба Пуля говорила нам, побираться – это большой грех! Она водила нас в церковь и учила некоторым заповедям: не ври, не укради, не плюй в открытое окно и т. д. Я пошёл домой, так как время подходило к концу уроков. И тут мне навстречу идёт дядя Миша. Какой-то родственник бабушки Пули.

– Ну что, Шурка, учишься? Учись, учись! А то будешь таким как я! – И он пошёл куда-то дальше. Я остался стоять, потрясённый встречей с ним и его словами. Его замечание произвело на меня большое впечатление. Потом я часто вспоминал его слова и задумывался над их смыслом. Они оказали большое влияние на моё поведение в будущей жизни.

С дядей Мишей я познакомился два года назад. Дядя Миша был племянником Бабы Пули.

Они компанией пришли вечером к бабушке Пуле с просьбой пожить у неё пару дней. Мы переселились полностью на кухню, а большая комната досталась им. Их было четверо: дядя Миша и ещё трое шумных ребят. Они закрывали дверь и галдели там как здоровые молодые мужики. Выпивали, кричали, слегка переругиваясь. Денег и продуктов у них было достаточно, но с нами они не делились. Вместо трёх дней они прожили у нас около недели.

Однажды они пришли к нам вечером с каким-то чемоданом и закрылись. Через некоторое время выбросили его нам и попросили мать разломать его и сжечь. Она как раз растапливала печь. Начав ломать чемодан, она обнаружила второе дно, заполненное пачками денег. От такого количества денег мы онемели, а мама пошла к ним и показала. Там тоже поначалу был шок, а потом, забрав у матери деньги, они куда-то ушли.

Пришли только на следующий день вечером. Мы не осуждали мать за такой поступок. Видимо, нищета нашего существования не предполагала каких-то незаслуженных благ. Поэтому весь этот случай прошёл для нас незамеченным эпизодом.

Как-то дядя Миша позвал меня с собой: «Пойдём с нами, прогуляемся». Я согласился, так как делать было совсем нечего. Мы жили недалеко от вокзала. Пришли в зал, народу много: толкотня, лежат, спят, бегают дети, много военных. Все с чемоданами, мешками, узлами, кричат, и вообще слышен постоянный гул толпы, мечущейся в ограниченном пространстве.

Лишь в центре зала небольшая свободная площадка, посреди которой стоит военный, а рядом с ним на полу стоит чемодан. Он засовывает в нагрудный карман какую-то бумажку, возможно, билет.

Дядя Миша, обращаясь ко мне, попросил:

– Иди, спроси у этого военного, который час?

Я, ничего не подозревая, подбегаю к нему и спрашиваю:

– Дядя, скажите, сколько сейчас время?

Вид у меня был ещё тот! Он сначала разглядывал меня, потом вытянул руку с красивыми часами и долго рассматривал их. Наконец он ответил мне. Я вернулся к дяде Мише, который быстрым шагом шёл на выход. А за моей спиной поднялся шум. Я повернулся и вижу, как мой военный крутится на месте и кричит:

– Где мой чемодан?!

Оказывается, пока я спрашивал у военного время, один из сотоварищей дяди Миши утащил его чемодан непростым способом. Он подошёл сзади и надел на его чемодан свой чехол в форме чемодана. Чехол имел вид большого чемодана, у которого не было дна, той стенки, которая напротив ручки. Но на краях были защёлки, которые позволяли надеть этот чехол на чужой, чуть поменьше чемодан и удерживать его в чехле.

Так это с военным и произошло, пока я спрашивал у него, сколько время. Один из приятелей дяди Миши надел чехол на чемодан военного и спокойно ушёл.