Маша сделала несколько шагов назад, и остановилась в метре от Волкова.

— Она никогда не будет твоей девушкой! Маша не может связать свою жизнь ни с кем у кого фамилия Волков! — лицо Давыдова исказила ярость.

— Прекратите включать тут заботливого папочку. Когда она чуть с ума не сошла от горя после смерти родителей, моя рубашка пропиталась её слезами! Когда Машу избили до полусмерти в детдоме, то я ее окровавленную нёс в больницу! Где все это время были Вы? — Алекс с ненавистью смотрел на Давыдова, — То то же! Маша — моя! Я сегодня заявляю на нее права и забираю свое!

— Прекрати говорить так, будто я не имею права голоса! — возмутилась девушка.

Волков протянул к ней руку, схватив ее за запястье, дёрнул на себя. Он жадно впился ей в губы. Маша не ожидала этого, округлила глаза и замычала. Алекса же это не смущало. Вдруг Маша вскрикнула и отпрянула от парня. На нижней губе выступила кровь и тонкой струйкой полилась по подбородку, капли падали на грудь и на футболке стали расползаться багровые пятна. Давыдов бросился к нему. Но Маша, раскинув руки, стала между ними:

— Нет! Не смейте оба! Я не хочу, чтоб вы подрались из-за меня. Алекс, прошу, уезжай, — она с мольбой посмотрела на него.

— Сладкая! Я знал, что ты сладкая Маша! — облизывая губы и улыбаясь, произнес Алекс, — В 20.00 я жду тебя внизу! Поняла? — с угрозой произнес он, повернув ключ зажигания Harley.

— Посмотрим! — невозмутимо ответила Маша, хотя на самом деле коленки подрагивали от напряжения.

— Посмотрим?! Посмотрим?! — взревел Волков, — Ты играть со мной надумала? Маша, не беси меня! Ты знаешь, на что я способен, когда я в неадеквате. До вечера! — байк сорвался с места, и спина Волкова исчезла за поворотом парковки.

— Ты угнала его мотоцикл? — выдохнул Давыдов. Маша кивнула, вытирая кровь и облизывая губу, чтоб остановить кровотечение, — Я же велел тебе не приближаться к нему! Ты же знаешь причину, почему Вам нельзя быть вместе!

— Однажды, когда я была еще подростком, он при мне сломал человеку все пальцы на руке, а потом опустил его руку в кислоту. При этом он улыбался, — тихо сказала Маша, глядя куда-то в пол, — он больной садист, именно поэтому мне нельзя быть с ним, а не из-за вражды семей.

Помолчав немного, Маша вдруг запрокинула голову и с надрывом произнесла:

— Господи! Ну почему меня окружают одни отморозки? Может со мной что-то не так?

— Я тоже отморозок? — спросил Давыдов.

Маша обернулась на него, улыбнулась, подошла к нему вплотную и стала завязывать его галстук:

— Нет, Роман Олегович, Вы счастливое исключение из этого правила, — Маша легко справилась с узлом, — Идем к немцам? Или Вы отмените встречу из-за того, что я неподобающе одета?

— Идем, люди пролетели пол Европы, неприлично заставлять их ждать. Хотя, конечно, видок у тебя еще тот. Они еще подумают, что это я причина всего вот этого, — вдруг спохватился Давыдов, указывая рукой на пятна крови и одежду девушки.

— Не все ли равно, что они подумают, Роман Олегович? Кстати, тот жирный боров в прошлый раз назвал Вас: «старым, лысым козлом», думая, что никто не понимает немецкий. Так вот пусть завидует и пускает слюни, — Маша хитро улыбнулась.

— Почему ты мне не сказала это раньше? — Давыдов положил ей руку на талию и в обнимку с ней зашел на веранду ресторана.

— Не хотела расстраивать, — отозвалась Маша.

***

Восемь лет назад

Маша попрощалась с одноклассницами, выходя из автобуса. Увидеться с ними она должна была только через два месяца на линейке. Бодро подхватив сумку с вещами, Маша вприпрыжку преодолела подножку автобуса и приземлилась на асфальте. На площади было много родителей, встречающих детей из лагеря. Маша искала глазами маму с папой. "Опаздывают что ли?" — подумала она, бросила сумку с вещами на бордюр и уселась сверху. Поискав в боковом кармане сумки чупа-чупс, она принялась его распаковывать. Площадь быстро пустела, машины разъезжались, а родителей все не было. Когда остался только пустой автобус, на площадь пыхтя и чихая въехал полицейский УАЗик. Из машины вывались двое: немолодая женщина в форме и мужчина с необъятным животом, одетый по гражданке. "Наверное, формы такого размера не нашлось", — хохотнула про себя Маша. Женщина окинула взглядом площадь и остановила свой взгляд на ней. Решительным шагом она направилась к девочке.

— Мария Люманова? — спросила она, удерживая в руках открытую папку с фотографией Маши.

— Да, — тревога подбиралась холодными щупальцами к сердцу.

— Маша, тебе придется поехать с нами.

— Зачем?

— Будем решать, что с тобой делать.

— В смысле решать? Я никуда с Вами не поеду! Вы в курсе, что я несовершеннолетняя? Без родителей Вы не имеете права даже разговаривать со мной, а не то, что куда-то увезти! — Маша вспомнила папины наставления относительно того как вести себя с полицией, если вдруг придется иметь с ней дело. Нет, отец Маши не был преступником. Он был бизнесменом, но заказные аресты и наезды правоохранителей на бизнес были не редкостью в то время. Вот и Машин отец готовил свою семью к подобным вещам заранее.

— В том то и проблема, милая. Твоих родителей больше нет. Я временно представляю твои интересы. Маша? Маша, ты слышишь меня?

Маша не слышала. Точнее она слышала какой-то поток слов, но после фразы "твоих родителей больше нет" она не могла понять их смысла. Мозг словно завис, пытаясь осознать: "Как это нет?" Маша внутри сопротивлялась, не верила, не могла принять: "Какая-то ошибка! Сейчас они приедут! Папа, пожалуйста! Ну, где же ты?" Ей казалось, что если она сейчас встанет и сядет в машину с этой женщиной, то примет это, примет смерть родителей, потому нет! Она не пойдет! Добровольно ни за что!