Сжав ткань на груди, он комкал белоснежную ткань рубашки, не заботясь о том, что под пальцами оставались мятые следы. Он, который ненавидел беспорядок, ненавидел хаос, готов был сорвать с себя одежду, вынуть свое тело из кожи и бросить все это здесь. На пороге ее квартиры.

Почему именно она? Почему с ней ненавистная мышца оживала?

Натан не находил ответа.

Его пальцы расслабились. Рука опустилась и повисла вдоль тела.

Не оглядываясь, он приблизился к лифту, но, так и не решившись нажать кнопку, спустился по лестнице.

Улица встретила его холодным порывом ветра. Сентябрь в самом разгаре. Ночи стали темными и холодными. Мир угасал, и лишь Натан не замечал этого. Потому что его мир неожиданно сосредоточился вокруг нее. Только на ней.

Эмма.

Не сегодня, но очень скоро он возненавидит и ее имя. Когда мышца в груди перестанет рваться на части…

Добравшись до оставленной у подъезда машины, он еще долго смотрел на глянцевый бок автомобиля. Если бы кто-то увидел Натана сейчас, решил бы что он не в себе. Возможно, так и было. Мир сузился до одной мысли. До одного слова.

Теперь он ненавидел это слово.

Новый порыв ветра вернул его в реальность. Относительно вернул, потому что мужчина, забравшись в салон, так и не завел мотор. Опустив руки на руль, он смотрел на свои пальцы, но видел нечто иное.

Ее глаза, темно-серые, обрамленные черными ресницами. Но они были покрасневшими. От усталости? Она говорила, что не могла уснуть и устала… Она врала.

Он ненавидел ложь, но лгал. Вот только с ней он не притворялся. Всё, что он говорил, каждое слово, звук, даже дыхание было настоящим. Она не слышала его. Не могла увидеть таким, каким он видел ее.

Возможно, он ошибался в Эмме.

Она не другая. Такая же, как все…

Но она сделала ему больно. Как раз там, где чертова мышца безжалостно гнала кровь.

Натан вновь поднял руку и коснулся рубашки. Под ладонью ткань осталась прежней, но на каком-то неведомом обычному человеческому глазу уровне, все еще хранила ее прикосновения. Ее пальцы, оставившие отпечатки. Мужская ладонь поднялась выше – точно так же, как делала она. Пуговица за пуговицей, пока Натан не обнаружил, что две самые верхние были расстегнуты.

Зачем она сделала это? Зачем Эмма пыталась расстегнуть их? Хотела снять с него одежду? Поэтому она так жадно отвечала на его касания и поцелуи? Хотела секса? Только секс и ничего более?

Слишком много вопросов.

Лицо Натана исказилось от отвращения. Никогда, черт бы его побрал, Натан не позволял женщине вести в счете. Если он хотел секса – он брал, если не хотел, то обрывал связь. Всё. Без вариантов. Но с ней… С ней все могло быть иначе. Если бы не это проклятое слово.

Натан с яростью вцепился в пуговицы и застегнул их. Первая в петлю, вторая в петлю. На замок. Навсегда.

И лишь спустя долгие минуты или часы, в чем Натан не был уверен, ярость отступила, оставляя в голове пустоту. Он замерз. Он оказался выжатым и изможденным, уставшим и с такими же красными глазами.

– Она плакала, – единственное, что мужчина произнес. Его рука нащупала в кармане пальто телефон.

Натан достал смартфон и удивился. Четыре часа утра. Так как долго он просидел здесь? Несколько пропущенных звонков и сообщений. Все в привычном для него режиме. Но Натана не заботил никто и ничто, кроме того, из-за чего он приехал. Он хотел увидеть ее и понять… Испытать это чувство.

На открытой вкладке приложения на Натана смотрел мужчина с ясными смеющимися глазами, обнимавший крошечного ребенка, а рядом с ним была женщина, измученная, но все равно счастливая.

Терри Браун, его новорожденный сын Энтони и молодая жена Катрина.

Я лежала на спине, уставившись в потолок.

До будильника оставалось полчаса, а я так и не уснула.

Впервые за то время, которое прошло после разрыва помолвки и моего возвращения на родину, мне было одиноко в своей постели. А ведь в ней никого и не было с тех пор…

Зажмурившись, сглотнула горький комок, который не давал мне дышать, выдохнула.

Он ушел. Вчера, то есть формально сегодня, этой ночью, Натан перевернул всё. Его появление, которого я не ждала. Его слова, от которых становилось тошно. Его объятия, в которых я хотела умереть. Губы, которые…

Так и не поцеловала сама.

Он не оттолкнул, не отказал, но наши губы не встретились тогда, когда я потянулась к нему. Осторожно обхватив мои плечи, Натан сделал шаг назад, увеличивая дистанцию, которую сам же и нарушил. Буря, в которой я погибала, неожиданно стала пустотой, и лишь тот отголосок, зародившийся во мне, все еще давал понять – мне не почудилось.