Тремя месяцами ранее

– Димон! – прорвалось невнятное сквозь сон. – Димон, ты спишь?!

Стараясь уцепить за хвост стремительно убегающее приятное видение теплого моря, переворачиваюсь на другой бок и накрываю голову подушкой. Ничего хорошего этот оклик из открытого окна не мог мне сулить. Тем не менее спал я всегда чутко, и стоит потревожить меня хоть единому лишнему шуму, как дрема моментально проходит, сменяясь диким раздражением и злостью на разбудившего.

– Димон! – снова слышу с улицы и протяжно рычу, прекрасно понимая, что в покое меня никто не оставит. – Димон!

– Сука! – откидываю подушку на другой край дивана. – Да че те надо?!

– Ик… так ты не спишь? – Узнаю я пьяный голос соседа и по совместительству друга детства.

– Спал, но теперь у меня кошмар!

– О, блин… ик… так ты это… просыпайся.

– Васька, твою мать! – начинаю я орать, несмотря на раннее утро. – Рожай резче!

Повисло продолжительное молчание, во время которого я представлял себе в красках вытянутую недовольную физиономию Фомина, не любившего подобное сокращение своего имени. Но сейчас мне было глубоко плевать на вежливость и впечатлительность старого приятеля, сто процентов лакавшего водку всю ночь и так нагло разбудившего меня чуть свет. И я готов был поклясться, что время на часах едва перевалило за пять утра.

– Меня зовут Василий, – важно и слегка обиженно выдал-таки сосед заплетающимся языком, и меня окончательно перекосило. Сорвавшись со своего старого дивана, подлетаю к открытому нараспашку окну и перевешиваюсь через подоконник, чтобы увидеть Ваську собственной персоной.

– Сейчас твое сраное хлебало расквасится о стену! В последний раз спрашиваю: че надо?!

Высокий широкоплечий парень с засаленными волосами и трехдневной щетиной удивленно поднял на меня голову и даже отступил на шаг от стены. Угораздило же меня жить на первом этаже старого двухэтажного дома в небольшом дворе, где каждый сосед друг друга знал с самого детства. Ко мне постоянно приходили то за инструментом, то за стаканом воды, то просто потрындеть, то выпить. Летом из-за нестерпимой жары приходилось настежь открывать окна, что напрочь лишало сна, благодаря постоянному уличному гомону и непрошенным гостям, таким как Васька Фомин.

– Да там это, – еще на шаг отступил сосед и уперся спиной в массивный ствол тополя, росшего тут еще задолго до моего рождения, – рыцарь твой не дошел. Уснул на лавке в парке.

– Начинается, – оттолкнулся я от подоконника и направился в комнату сестры, проверить наличие там оной.

Открыв старую белую дверь, сразу же обнаружил Варьку, спящую прямо в одежде на не расстеленной кровати. В душной комнате с наглухо закрытыми окнами витал запах свежего перегара и рвотных масс. Девушка лежала на самом краю постели, свесив одну руку и голову, видимо, чтобы после ночных не в меру длительных в ее возрасте возлияний не запачкать своими испражнениями простынь.

Удрученно цокнув языком и пройдя по комнате, открываю окно, выходящее на другую сторону дома, настежь и впускаю свежий воздух, чтобы сестрица не задохнулась до пробуждения. Что-то типа подобного я и ожидал, учитывая, что накануне моим брату и сестре, близнецам, исполнилось восемнадцать. Спасибо, хоть эта дошла до дома.

– Димон! – снова горлопанил под окном Василий, с которым, собственно, и праздновал братец свое совершеннолетие. – Жалко же! Примут!

– Да не ори ты! – одернул я его, вернувшись к себе, и схватил джинсы, брошенные мною на стул рядом с диваном.

– Серьезно. В шестом отделе начальство новое. Говорят, гнида редкая.

Послышалось странное шуршание, будто Вася пытался вскарабкаться по стене наверх и сесть на мой подоконник, как в далеком детстве. Только тогда он было намного ловчее, моложе и трезвее, чем сейчас. Натянув на себя футболку, подошел к окну и выглянул наружу, чтобы убедиться в целостности стены и отговорить соседа от необдуманного поступка. Тот действительно уже задрал ногу на выступающий цоколь и шарил руками по подоконнику, пытаясь за него ухватиться покрепче.

– А Шатохин куда делся? – отцепил я Васькины пальцы, больше похожие на сосиски от металла наружного слива.

– Разжаловали взяточника проклятого. И правильно сделали. Сажать их вообще надо.

– Ну-ну.

Посадить уж несколько раз могли и Фомина, и моего братца, если бы не тот взяточник, множество раз отмазавший их от колонии для малолетних. Безусловно, никаких крупных преступлений они не совершали, те, скорее, были глупыми и рискованными для них же самих, но будь на месте Шатохина кто почестнее, ребята уже бы давно видели небо в клеточку.

Натянув старые кроссовки и прихватив сигареты с тумбочки, вышел из квартиры и лишь прикрыл дверь, даже не подумав закрыть ее на замок. Тащить пьяного братца до дома мне не впервой. Впрягаться за него, в принципе, тоже, только чем старше тот становился, тем труднее получалось его направлять и влиять, вытаскивать из передряг и искать оправдания его выкрутасам. Закурив и поглубже вдохнув дым, вышел на улицу и отправился мимо шатающегося Васьки прямиком к парку.

Наша мать всегда говорила, что важнее семьи в этой жизни нет ничего, видимо, поэтому бросила нас и уехала с подругой покорять Москву. Что там с ней стало – история умалчивает, только после ее отъезда вся ответственность о нашем семействе легла на плечи моего инфантильного отца. Еще один неусидчивый экземпляр, мечтающий о красивой жизни, но не знающий, как ее достичь. Он всегда хватался за несколько дел одновременно, часто брал кредиты в подозрительных местах, а потом прятался от приставов. Обещал мне золотые горы и светлое будущее, машину, квартиру и обучение в престижном университете. Только однажды я проснулся и обнаружил, что дома мы остались одни.