К вечеру появился боров. Бросил мне буханку хлеба со словами:

— Жри, что есть, мразь. Если твоя сучка выживет, я сам отправлю ее на тот свет.

— Что значит выживет? — заорал я, вскакивая с кровати. — Что вы с ней сделали, сволочи?

— Мы? Она сделала это сама, добровольно?

— Что, это?! Что она сделала добровольно? Отвечай!

— Эй, эй! Потише! — стряхнул с себя мои руки и заторопился к выходу.

— Стой! Позови профессора! — беспомощно выкрикивал я в закрытую дверь.

Боже! Детка! Что ты натворила?! Не успел озвучить этот вопрос у себя в голове, как в ужасе дернулся к дальней койке — змеиного яда на месте не оказалось…

Пока профессор отсутствовал в клинике, мы с Эви принимали яд понемногу, следуя инструкции на этикетке. Таким образом, мы решили обезопасить себя, на случай, если что-то пойдет не так. Это был наш способ убийства.

Целый месяц мы продумывали до мелочей, как именно и когда можно будет совершить это преступление. Хоть он и исчадие Ада, само зло во плоти, но, факт остается фактом: мы собирались пойти на убийство, но детальная разработка побега спутала нам все карты. Эви, накануне, отговорила меня от мести. Сейчас я думаю, что зря поддался ей в таком важном вопросе. Не будь профессора, возможно, мы были бы уже на свободе.

Что же произошло? Зачем она приняла яд сама? Неужели подумала, после неудавшегося побега, что жизнь кончена?! Приняла яд, украла ключ… только, как ей это удалось?! Зная, что может не выжить, решила во чтобы ты не стало попытаться освободить меня!? Глупенькая! Ну, какая же глупышка! Разве ушел бы я без нее! Никогда! Она моя жизнь! Без нее и мне жить не зачем! Она показала мне, как умеет любить. Дала почувствовать, каково это, быть любимым. Научила любить! Я люблю ее всем своим сердцем!

Не понятно, почему чертов псих не появляется! Почему не злорадствует? Почему так ведут себя охранники! Это совсем на них не похоже: приходить и не отпускать свои язвительные шуточки. Куда делась вся их бравада?

Следующий день прошел подобно вчерашнему: мне кидали объедки, которые я с жадностью поедал, и молча, не отвечая на мои вопросы, удалялись.

Беспокойство за Эви достигло своего апогея, я разве, что на стены не кидался. Перевернул в палате все вверх дном, в клочья изорвал матрасы, отодрал с корнем раковину и швырнул о стену. Она разлетелась на крупные осколки. Это совершенно никого не заинтересовало и ко мне на шум никто не явился. Какого хрена происходит? С чего такая таинственность?

Вечером явился длинный. Посмотрел на беспорядок и забрал назад нехитрый ужин.

— Пока не приведешь все в надлежащий вид, жрачки не получишь. Можешь истерить сколько угодно. Этим ты ничего не добьешься. — Безразлично проговорил он, покидая палату.

Я улегся спать прямо на полу в ворохе разорванных матрасов. Проворочавшись до самого утра, я наконец, забылся крепким сном. Меня никто не разбудил, обо мне, словно, забыли. Известий об Эви, также, не было и я стал потихоньку сходить с ума, думая, как лишить себя жизни.

Она умерла. И мне не хотят говорить об этом. Они понимают, что с ее смертью возможности узнать о бумагах у них не будет, поэтому, как можно дольше, оттягивают этот момент, играя в молчанку.

Как только проснулся, решил для себя, что не дам им уйти, пока они не объяснят, как Эви и что происходит. Но, до самого вечера ко мне никто не заходил. Я терялся в догадках и сомнениях, не понимая, что происходит.

Уже было далеко за полночь, когда дверь в палату распахнулась и вошли оба охранника.

— Есть, я смотрю ты не хочешь, раз не соизволил прибраться в этом гадюшнике, — произнес длинный. Затем, озвучил новость, от которой меня прошиб холодный пот.

Отчаянный шаг

Эви

Меня определили в качестве прислуги или уборщицы. Я сама не до конца понимала свою роль. Шпыняя по любому поводу, заставляя готовить чай, кофе, приносить еду и убирать кабинет профессора — они будто испытывали моё терпение. Казалось, что меня специально провоцировали на какой-то шаг, действие, что послужит спусковым механизмом.

За мной следили, и я не могла понять почему, зачем все это! Зачем, этот непонятный спектакль!? То ли профессор боялся, что мы опять сбежим и придумаем новый план… Поэтому решил нас разделить. То ли, хотел насолить Артёму… сломать его, заставляя думать и мыслить о том, что профессор может сотворить или сделать со мной.

Я переживала за любимого. Понимала, что я должна быть послушной перед профессором, слушать его и выполнять все требования, иначе, гнев последнего выльется на одного нас. Он и так последнее время был нервным… дёрганным. Мне было очевидно, что не все в его жизни гладко.