В тайне я кайфовала, представляя себя проституткой, отправляющейся на работу под покровом ночи в большом мегаполисе. Если муж спрашивал – говорила, что проспала днем из-за того, что болела голова и ничего страшного, если схожу магазин в три часа ночи. Даже очереди меньше.

Скрипнув входной дверью, я привычно поздоровалась с Мариам и Олдижоном – семейной парой из Средней Азии, которые работали на кассах, взяла тележку и принялась накидывать в нее яйца, лотки с индейкой Инди Лайт, хлебцы…

Даже и подумать не могла, что уже спустя пять минут в этом скучном месте разразится кровавая драма.

Как только Вожак вцепился в меня, мой плащ был распахнут, и он с аппетитом осмотрел меня.

– Хорошая, жирная сучка…

Быть жертвой подросткового насилия оказалось страшнее, чем кажется. Банда подростков расколошматила ночной супермаркет. Раскрошила бейсбольными битами камеры наблюдения и сделала то, чего точно не планировали. Убила двух человек и

жестоко изнасиловали обычную домохозяйку.

Я отвернула голову и увидела в далее за кассой Мариам, которая в шоке боялась пошевельнуться под дулом пистолета и только смотрела на своего убитого мужа, из которого лужей расползалась кровь, как из размороженного в раковине мяса.

– Будешь ебать эту милфу? – Голос Вожака вернул меня в реальность. Он словно предлагал меня своему напарнику.

Тот был еще крупнее, но медленный. Громила, который просто наслаждался погромом. Бейсбольной битой он размахнулся и проломил стекло ледяного ларя с мороженным. Достал угощение и надкусил вместе с упаковкой.

– Покажи-ка ее задницу! – они хохотали и упивались своей безнаказанностью.

Вожак развернул меня лицом к стеллажу со сливками, персиковым йогуртом «Нежный» три по цене одного и миндальным молоком.

– Ребята, вы знаете, кто мой муж?!– Пыталась хоть чем-то напугать их я, но в последствии поняла, что именно это и было моей роковой ошибкой.

Тот, что был побезумнее и перепрыгивал не касаясь пола с полки на полку, осыпая ворохи продуктов и изгибая тонкие конструкции под весом собственного тела, захихикал под маской, как безумный.

– Ааааа вот это, – манерно выкрикивал он,– Уже интересно!

Вожак тем временем задрал мне плащ, тупо расстегнул юбку-пояс на заклёпках и она упала вниз в лужу раздавленного тяжелыми ботиками молока.

Он резко носком ботинка затолкал юбку вместе с рваной молочной упаковкой под холодильник с мороженным и предъявил всем мой оголеный зад над чулками.

– Смотрите, а эта мамочка любит поиграть!

– Какие красивые чулочки.

– Ахахаха! – безумный перепрыгивал с полки на полку, словно орангутанг, совершенно не беспокоясь о том, что может загреметь вместе с обрушивавшимися на его пути стеллажами.

– А ну-ка раздвинь ножки.

Он держал меня крепко за волосы и чуть наклонил вперед.

– Мальчики, не надо… – сменила я угрожающий тон на попытки их задобрить.

– Ну-ка быстро раздвинула свои блядские ноги, сука!!! – Прямо над ухом заорал он. Сердце сжалось от его молниеносного переключения в ярость и я не могла не подчиниться.

В тайне еще и потому, что от такого грубого отношения я дико «поплыла» между ножек в черных трусиках.

Соски уже стояли в блузке, и я боялась выдать своё возбуждение насильникам.

Руки задрожали, судорожно пытаясь найти хоть какую-то опору. Я хваталась за флаконы с Активией и пакеты кефира «Каждый День», но они рассыпались по полкам.

Меня как суку держали за волосы и ставили раком несколько подростков лет двадцати в масках.

– А кто же твой муж? Нам очень интересно!

Псих сидел на ларце на корточках и, облизывая только что украденный пломбир в шоколаде так, что из-под маски торчал его заляпанный сливками подбородок, – издевался надо мной.

Громила подошел ближе и лишь проверив, что их напарники все еще держат на мушке кассиршу, стал облапывать меня в поисках чего-то.

– Документы есть?! – командно, но уже совсем не криком спросил Вожак.

– В сумочке, – пошла на встречу я.

Я сама удивилась как дрожал голос и ситуация уже не казалась мне простым хулиганством. Я реально опасалась за свою жизнь, потому что эти парни могли оказаться под наркотиками или вообще отпетыми ублюдками, для которых не писан закон.