Шла вторая неделя моей практики на телеканале «Мир-24», и пока что вселенная телевидения была такой же обворожительной, какой я представляла её до поступления на журфак. Особенно меня покорили операторы. Все они были чем-то друг на друга похожи. Неопределённого возраста, старше среднего — но не старые; плотного телосложения — но не толстые; с серыми волосами — но не седые. Они казались старцами-наставниками для юных журналисток вроде меня, только вместо мантий у них были жилётки песочного цвета и безразмерные брюки с множеством карманов.
Автомобиль с крупными буквами «Телевидение» остановился на парковке возле ВДНХ. Здесь было очень много бетона, мало людей и машин.
Я вылезла из автомобиля, захлопнула дверцу и подождала, пока оператор достанет технику: камеру, штатив и микрофон.
Оператор взглянул на мои ноги и поцокал языком:
– Ну что ж ты так!
Под укоризненным взглядом оператора я поджала пальцы на ногах, пытаясь спрятать их под тонкими ремешками сандалий.
– С голыми ногами! Как мне тебя снимать-то в полный рост?
Я уязвлённо молчала.
– Не учили что ли? На вашем журфаке?
Оператор довольно нахохлился и закурил.
Я с трепетом наблюдала за неспешными действиями оператора. Шла вторая неделя моей практики на телеканале «Мир-24», и пока что вселенная телевидения была такой же обворожительной, какой я представляла её до поступления на журфак. Особенно меня покорили операторы. Все они были чем-то друг на друга похожи. Неопределённого возраста, старше среднего – но не старые; плотного телосложения – но не толстые; с серыми волосами – но не седые. Они казались старцами-наставниками для юных журналисток вроде меня, только вместо мантий у них были жилётки песочного цвета и безразмерные брюки с множеством карманов.
Наконец оператор докурил, степенно взял сумки с техникой, и мы побрели по пыльному бетону к площади перед входом на территорию ВДНХ. Шесть колонн триумфальной арки стыдливо прятались за рекламными баннерами. С высоты трёх десятков метров и прожитых лет мне подмигнули Тракторист и Колхозница – солнце было в зените, и полуденные лучи пытались подпалить сноп колосьев у них в руках.
– Что снимаем? – спросил оператор, вытаскивая камеру из чехла.
Огромная видеокамера с десятком таинственных кнопок и рычагов тоже была из моих фантазий о настоящей журналистике.
– Можно? – попросила я, с трепетом взирая на камеру.
Оператор помог установить махину на плече. Я согнулась под тяжестью камеры, с усилием удерживая её в правильном положении.
– Кстати, она стоит миллион, – как ни в чём не бывало бросил оператор.
Я вздрогнула, едва не уронила камеру и от греха подальше вернула её оператору. Тот крякнул и привычно взвалил её на плечо.
Конец ознакомительного фрагмента.