Я грезила балетом, в который с моей фигурой путь был заказан. А вот в секцию волейбола меня приняли с распростёртыми объятиями: рост был самый тот, да и комплекция очень даже.

Кстати, дед одобрил моё спортивное начинание. Он вообще всегда топил за ЗОЖ, физкультуру и спорт. Надо отдать ему должное – он сам всего этого придерживался. Но его: «Хм…Тоже мне, лебедь белая в кроссовках», немного обижало.

Но для меня ключевым словом было «лебедь». В душе я всё равно была балериной. Пусть и погорелого театра. А в зеркале я видела Бригитту Нильсен в роли «Рыжей Сони». Вот такой разрыв шаблона. Кстати, со временем поняла, что Соня – вполне себе неплохой вариант. Могло быть и хуже. «Спасибо» родственникам.

Но я к ним не в претензии: что с них взять – любили, как умели. Я тоже была не лучшая дочь и внучка.

***

Что-то я отвлеклась от истории моего знакомства с Иваном. Да, у этого красавца было такое простое русское имя, которое ему так же шло, как дешевая пуговица к пиджаку от Армани. И если бы мне тогда сказали, что этот красавчик будет моим мужем, я бы просто рассмеялась в ответ.

Вот так мы и познакомились – Дольф и Бригитта (вспоминая это, я до сих пор нервно хихикаю). А когда я узнала его фамилию – Адамас – вообще выпала в осадок. Прямо сразу нарисовалась ассоциация с семейкой Аддамс. Забегая немного вперёд, скажу, что не случайно.

***

В результате недолгих переговоров мы договорились встретиться с Доль…упс, с Иваном в ближайшую субботу. Как раз будет выходной и отдых от всего – от учёбы, спорта и культмассовой работы.

Но было одно «но». Вернее, даже два «но»: мой дед и я.

Первое «но» – мой дед. У него был пунктик (на самом деле их было дофига, но этот был самый «пунктуальный»): проводить политинформации, плавно переходящие в воспитательные беседы. Скажете, что маразм? Нууу, в чём-то вы будете правы. Но так же, как из песни слов не выкинешь, так и из отставного генерала не выкинешь то, что в него вкладывалось десятилетиями.

Именно по субботам у нас с дедом на нашей просторной кухне – семейном месте силы, было ритуальное чаепитие, во время которого он рассказывал мне о событиях в мире. Но особое внимание он уделял событиям, происходящим в очень небольшой части мира – нашем дворе:

– Опять Куликович из второго подъезда свою псину без поводка выпустил (у деда были сложные отношения с домашними животными и, соответственно, с их владельцами). А Рыжковы машину купили, красную. Будут теперь, как пожарные, на ней ездить (зависть, дедуля, это плохо!).

Ну и всё примерно в таком духе. Поначалу я пыталась что-то возражать, втягивая деда в дискуссию, но потом поняла, что это дело бесполезное и выбрала другую тактику: молча кивала, прихлёбывая чай с домашним вареньем или финиками, изредка издавая в разных интонациях нечленораздельные звуки типа «гхм». Деда это воодушевляло, и он разливался соловьём. Конечно, если слово «соловей» применимо к его хорошо поставленному командирскому голосу.

Когда все текущие новости были рассказаны, дедуля переходил ко второй части Марлезонского балета: воспитательному моменту. Так как матушка моя, его старшая дочь, воспитанию уже не поддавалась в силу возраста и полного пофигизма, то момент этот был приложен исключительно ко мне.

– Марьяна, ну что там у тебя в институте, как учёба? Как спорт? Надеюсь, на всякие глупости ты не отвлекаешься?

Под глупостями дед подразумевал взаимоотношения с противоположным полом. При этом он как-то постоянно забывал, что у нас не дедовщина. Я понимаю – я его первая и любимая внучка, поэтому и беречь меня надо, как золото партии. Но не до такой же степени! Это хорошо ещё, что я не давала деду повода заподозрить меня в курении, потому что по его критериям это считалось преступлением, в разы хуже, чем «глупости».

Вот поэтому я переживала, что у меня может не получиться выкроить в субботу несколько часов, чтобы сходить на свидание с Иваном.

***

Но с дедом в принципе можно было договориться: после допроса с пристрастием и обещанием блюсти себя.

***

А вот как договориться с собой? Это было второе «но», гораздо серьёзней.

Я уже рассказывала, что комплексы мои цвели пышным цветом и отравляли жизнь. Наряду с моими недевочковыми умениями, которые нормальным девушкам неведомы.

Для понимания: к 20 годам я умела стрелять, ездить верхом, прыгать с парашютом и много всего ещё, не очень свойственного прекрасному полу, за что наш декан называл меня «Нежная боевая Фиалка». Но я совершенно не знала, как вести себя с парнями. В плане, как кому-то в глаз дать или шею свернуть – я знала, а вот погулять под луной, за ручки подержаться или… Ну вы поняли. Хотелось быть не только «швоим парнем».

А ещё я совершенно не умела готовить. Я могла разобрать и собрать автомат за рекордно короткое время, но не смогла бы приготовить даже элементарный борщ. Не говоря уж о чём-то посложнее. Не, ну что-то я на себя наговариваю – приготовить картошку или сварить макароны или пельмени я умела, но не больше. Заварить чай и накромсать бутерброды не считается же?