Каникулы были короткими, дней пять. Я выпросил ключ у Фарцебея, пришел к Галине в комнату и уломал ее зайти на пару слов в комнату Фарцебея.

Закрыв дверь, я оставил ключ в скважине. Это все, что я запомнил. Не было никаких уговоров и аргументаций. Огромная лопасть нежности подняла волну желания. Мы накинулись друг на друга как изголодавшиеся.

Наслаждение было настолько мощным, что я переходил из отождествления себя с ароматом ее тела в отождествление с текучей нежностью времени, а оттуда в отождествление с прыгающими солнечными зайчиками восторга. Любовь захлестывала нас и растворяла во вселенной. Сладко было не только во рту, сладостью были мы сами. Там где находились наши губы и гениталии ярились протуберанцами два огромных солнца кипящего наслаждения. Эти два солнца крутились друг вокруг друга с такой бешеной скоростью, что казались одним солнцем, огромным как вся вселенная. Лево, право, тяжесть, твердость – все это отсутствовало. Ничего этого не осталось. Было бесконечное, головокружительное возбуждение, протурбируемое наслаждением.

Мириады микроскопических импульсов счастья бежали внутри тороида детородного органа, который еще недавно был девушкой и юношей, постоянно выворачивая, выкручивая тела в каких-то странных пространственных композициях, усиливая, увеличивая наслаждение. Мы плескались в глубине ее глаз, не слыша звуков, не замечая смены дня и ночи. Мое наслаждение принимало то форму ее клитора, то субстанировало в полушария ее нежнейших грудей и ягодиц, то растворялось в поцелуях ее рта и языка. Соски твердели, кожа покрывалась мурашками и плавилась любовью, бисеринки пота появлялись на верхней губе, на пояснице. Я вылизывал их, как потерпевший кораблекрушение в океане слизывает капли утренней росы, мучимый жаждой. Я вылизывал ее всю, не оставляя невылизанным и миллиметрик ее тела. Наверное, она делала то же самое.

Нас мотало на узкой кровати с неимоверной силой. Странно, что мы ни разу не свалились с нее и даже, ни разу ее не сломали.

Нам не нужна была энергия, мы сами были энергией. Два часа Фарцебею пришлось стучаться в собственную, мощную дверь, чтобы вернуть нас в реальность. Странно было осознать, что прошли не сутки, а почти неделя, как мы вошли в его комнату.

9. Подряд две недели снилась девочка с карими живыми глазами. Снилось, что позвонили в дверь и когда я ее открыл, то увидел ее за спиною женщины маленького роста. Этот сон всегда сопровождался гулкими биениями в груди. Как если бы сердце предупреждало, готовься. И однажды позвонили в дверь. Сердце ухнуло в тартарары, я открыл дверь. Девочка с живыми карими глазами стояла за спиной своей матери. Время и звуки смешались и куда-то пропали. Реальность превратилась в изумленную нежность. Истома, та самая, из снов, завладела мною, лишила сил. Ноги подкосились от сладкой слабости, и чтобы не упасть, я схватился за дверь и за косяк, лицо горело, во рту пересохло.

Сердце наконец-то вернулось с гулким стуком, и я пригласил их войти.

10. Грачевочка. Жил я тогда за мостом, в дачном поселке. Народ на лечение вынужден был добираться либо пешком, либо на такси, либо на своем транспорте.

Большеглазым живодристиком эта дылдочка вошла в мою жизнь. От одного взгляда на нее нежностью защемило сердце. Защемило и повело, повело в даль светлую, в темень сиреневую. Пришлось срочно напяливать первый попавшийся умняк, и уже со второй попытки до меня дошло, что это чудо пришло по поводу сколиоза.

Прелесть моей профессии заключается в том, что я раздеваю девушек до трусиков, прикидываясь равнодушным. И с умным лицом делаю все, что положено делать массажисту, мануальщику и вертебрологу.

Я еще не знал как соблазню ее.

Как правило, она приходила с сестрой, и сестре я делал практически те же процедуры. Сестра была пониже ростом, ладненькая, с большой грудью и округлой попкой.

К концу месяца Анна приходила одна, поскольку лечение ее сестры я уже закончил, а за свою долгую практику так и не научился лечить здоровых людей.

Сожительница моя Елена все не уезжала и не уезжала в Беларусь, и вожделение мое так и оставалось вожделением, хотя всякий раз, когда я делал цигун-эманации, я на самом деле программировал Грачевочку по привычке на секс.

Я бредил ею. В сновидениях она шла босиком по весеннему саду. Лепестки с цветущих яблонь срывались и прижимались к ее телу. Пахло медом. Пахло ее подмышками. А она шла по пашне, по комьям земли, по острым камням, а я не мог, как это бывает во сне, двинуться с места. Она подходила вплотную, смотрела в глаза. Брала в руки мой член и начинала его сжимать до боли.

Я просыпался и не сразу приходил в себя, в полусне имел Елену, воображая, что это Анна.

Вскорости я вылечил ее и вынужден был попрощаться, провожал до самого моста.

Черное солнце вставало в черное небо и садилось за черный горизонт, пока наконец в телефоне я не услышал ее рассерженный голос: «Как же так? Я потеряла время и деньги, вы негодяй и дурак, мой сколиоз остался при мне!». «Анна, придите заберите ваши деньги» – сказал ей я. И она пришла.

Никаких денег конечно у меня не было. Я попросил ее показать, как именно она определила, что у нее есть сколиоз. Анна стала спиной к зеркалу и повернула голову. «Лапочка, запомни куда пошел твой сколиоз… А теперь куда?..». Аня покраснела и похорошела от смущения.

Пару месяцев спустя мы с Перепетуей провожали Аню, ее сестру и подруг Елизавету на Комсомольский м-н. Поздним часом транспорта не было, оставалось только заночевать. Полный неожиданности было громкое заявление: «Я сегодня сплю с Евгением Ивановичем!».

Дебют был неудачен. Я перегорел, мне уже не верилось, что такое возможно. Утро оказалось мудренее вечера. Темперамент у нее оказался не большой, так себе. При этом покоряла потрясающая нежность ее тела, грудной немного в нос голос. Нескладная, голенастая, несравнимо грациозная, она обладала потрясающим ароматом. И это копило и усиливало истому, удовлетворить которую было весьма непросто, тем более что она пыталась быть в постели хозяйкой. Это обескураживало. Твердой рукою она отстраняла мои губы, твердой рукою она вставляла мой член. Нежиться и ласкаться с ней не получалось, нежность она не понимала и отвергала.