– И вы сразу обратились в правоохранительные органы?

– На пробежку никогда не беру сотовый телефон, – ответил гражданин, – да здесь и связи не будет. – По этой причине я вернулся сначала в село и уже оттуда вызвал милицию.

Станислав Витальевич нашел объяснение гражданина Ткаченко убедительным. За многие годы службы у сорокавосьмилетнего руководителя отдела уголовного розыска развилось истинное профессиональное чутье, которое сейчас совершенно точно твердило ему о том, что заявитель говорит правду. Судя по телосложению Ткаченко и манере его общения, можно было сделать вывод о том, что он бывший военный – из тех представителей силовых структур, которые не оставляют свою физическую подготовку даже после выхода на пенсию.

– Вы знали Сергея Сергеевича Головина? – спросил Решетников, рассматривая служебное удостоверение лесничего.

– Знал. – Утвердительно кивнул Ткаченко. – Но мужик он не общительный был. Замкнутый. Жил прямо в сторожке. Ломаного гроша за душой никогда не имел. Пахал днями напролет в своем лесу. Никого не трогал. Да и такого здоровяка немногие бы решились тронуть.

– Может, какую темную историю про него вспомните? Враги? Конфликты? Что вообще в селе говорят о леснике?

– Я сплетни не собираю, – оправдался Ткаченко. – Но в народе ходит молва о том, что из запоев он раньше не выходил. Пропил квартиру родителей. Потом ошивался то здесь, то там: бомжевал, если сказать одним словом.

– По моим сведениям погибший был уважаемым человеком в народе, – заметил Станислав Витальевич.

– Саныч покойный его приютил, – поспешил ответить заявитель, – он был лесничим до назначения Головина. – Тот и направил Сергея Сергеевича на путь истинный: трудоустроил и помощником своим сделал.

– А этот Саныч… – хотел было спросить майор, но Ткаченко аккуратно перебил:

– Иван Александрович Хлебников.

– Этот Хлебников случайно ему наследство не завещал? – спросил Решетников.

– Об этом тоже поговаривают, – подтвердил Ткаченко догадки майора. – С тех самых пор Головин совершенно не употреблял алкоголь и работал по лесному хозяйству не покладая рук. Нормальный мужик, но чудаковат был во всю голову.

– Что за наследство-то? – поинтересовался Станислав Витальевич, продолжая развивать версию о наиболее очевидном мотиве убийства.

– Квартира была в городе у Саныча.

– Другие претенденты на наследство были?

– Не знаю точно. Вроде Саныч один одинешенек свой век доживал. Нашел под старость лет себе родственную душу – Сергея Сергеевича, а тот до самой кончины ему с делами помогал, заботился о старике.

Майор в очередной раз окинул взглядом тело: труп лежит на спине, одет в форменное обмундирование лесничего; голова направлена на восток, а ноги – на запад; левая рука расположена вдоль туловища, а правая согнута в локте. Возможно, перед смертью Головин держал в руке некий предмет, который пока не удалось обнаружить. Глаза лесничего полуоткрыты; головной убор лежит в метре от тела (слетел при падении). Под трупом в области головы, спины и рук имеется лужа жидкости бурого цвета овальной формы – вероятно – кровь. Одиночный выстрел дробью произвели в область груди с достаточно короткой дистанции: об этом свидетельствовали повреждения на одежде и теле погибшего. Некоторые истины Станислав Витальевич замечал невооруженным глазом: в районе хватало происшествий с пьяными любителями охоты, подстреливающими друг друга. В большинстве случаев такая охота завершалась смертельным исходом.

– Николай! – позвал Решетников одного из оперуполномоченных. Из-за сторожевой будки лесника появился лейтенант – блондин с мальчишеским лицом. Светлые брови парня смешно приподнялись, и лицо растянулось в вопрошающей мимике.

– Пробей-ка по базе ту машинку, что в кустах стоит, – приказал Решетников. – Мне нужна информация о собственнике.

– Так точно, товарищ майор, – ответил Николай и направился в сторону зарослей кустарника. Станислав Витальевич, молча, наблюдал за тем, как лейтенант вызывает дежурную часть по носимой радиостанции и диктует оперативному дежурному государственный номер черного «Лэнд Крузера».

– Не водилось у Сергеича подобной роскоши прежде, – кивнул удивленный Ткаченко в сторону автомобиля. – Сомневаюсь, что у него были права. Он пешком по жизни всюду. Не любил технику, собственными силами управлялся.

– Полагаю, что вы не видели автомобиль в момент обнаружения тела? – спросил майор.

– Признаюсь, не заметил, – ответил заявитель разочарованно, после чего выдал очередную бестактность: – Надо же в такой терн машину загнать и все покрытие исцарапать!

– Какому извергу пришло в голову человека убить? – тихо произнес Решетников, – меня больше это интересует.

Станислав Витальевич уходить на заслуженную пенсию не желал. Убийства выпадали на его долю с закономерной периодичностью и трудности в раскрытии преступлений данной категории не пугали майора. Кроме того, он всегда с нетерпением ждал подобных происшествий, но признаться себе в этом ему было крайне стыдно. Он понимал, что страдали люди: одни лишались жизни, другие – скорбели по убитым, познавая невыносимую боль утраты. Он ненавидел себя за это и проклинал собственную боль от обретенной в молодости психологической травмы. Именно она обрекла его на прожитые годы в одиночестве. Недоверие к людям принудило надеяться только на себя, быть одному, не иметь семьи и детей. Недоверие к людям – благодаря этому он посвятил жизнь уголовному розыску. Если в районе ничего не происходило, чем можно было занять свое сознание, то боль возвращалась, медленно заполняя его полностью, а это было подобно самоубийству.