Шрифт:
Феликс сжал мое плечо.
— Характер у нее я тебе скажу… — присвистнул и в его глазах заблестели озорные смешинки. — С виду вроде такая паинька, тихоня, — продолжил размышлять он вслух. — А внутри бунтарь… Ты уверен, что она та, кто тебе действительно нужна?
Да он к черту издевался что ли?
Меня трясло от любви к ней. Я не спал по ночам, находясь с ней в разлуки. Мой мир перестал вращаться, когда она ушла…
— Да, я уверен! — отчеканил непреклонно. — Ты знаешь, где она?
— Нет, — понуро выдохнул Феликс. — Я дал ей денег на такси… Намного больше чем на такси, но она не приняла их. Говорю же — бунтарь, а не девушка.
— Да ты что? — язвительно уточнила появившаяся в холле Соне. — А ты у нас весь такой белый и пушистый, да? — беззлобно поддела мужа.
Феликс обнял жену, по-хозяйски положив ладони на ее огромный живот. София была на последнем месяце беременности и младший брат считал дни, когда наконец сможет взять на руки сына.
— Я не белый и не пушистый, — хмыкнул он. — Но я — это я.
— Да уж, весомый довод, — скептически бросила Соня, легонько ударяя Феликса по рукам. — Герман, — обратилась девушка ко мне. — Дане нужно время. И покой. На нее не получится давить. Но одно я могу сказать тебе совершенно точно…
— Что? — я перестал дышать, вглядываясь в загадочное лицо Сони.
— Мы провели вместе целую неделю. Смогли подружиться. И я уверена, что не смотря ни на что — она тебя любит!
Мягко улыбнувшись, София пересекла холл. Собиралась выйти в сад, но я тихо позвал ее по имени и она обернулась.
— Ты же знаешь, где она, верно? — замер в ожидании, вновь вглядываясь в ее лицо.
Губы девушки дрогнули в полуулыбке, взгляд стал немного виноватым, но вместе с тем успокаивающим.
— Прости Герман, я тоже тебя люблю, но ничего тебе не скажу…
И несмотря на упрямое молчание Софии, уезжал из дома брата с надеждой в сердце. Девушка подкрепила мою веру в то, что Богдана меня любит. Я не минуту не хотел в этом сомневаться, однако неверие расползалось во мне как опухоль. Соня стала лекарством, исцелив меня в одну секунду. И я мог только рассчитывать на то, что она не ошиблась с выводами.
Отъехав от дома Феликса всего на несколько километров, у меня зазвонил телефон. Взглянув на экран увидел имя брата, и немного напрягся, ведь мы виделись несколько минут назад.
— Да? — опасливо выдохнул в трубку.
— Мне звонили из больницы, — без промедления начал он, и мое напряжение выросло в размерах.
— Что-то с отцом?
— Да, — отозвался Феликс. — Он пришел в себя. Все жизненные показатели в норме. Но ему придется провести в больнице несколько недель, чтобы увеличить шанс на выздоровление.
Я молчал, сжимая руль. В горле встал огромный ком, который никак не получалось сглотнуть. Наш отец не был образцом подражания. Был отвратительным мужем, но все же борцом. Даже на пороге смерти, смог взять ее за горло, выкарабкаться… Я не мог им не восхищаться. И где-то глубоко внутри вероятно завидовал. Мир потерял бы настоящего воина, если бы Сабуров старший перестал бороться за свою жизнь.
— Герман, ты едешь в больницу? — услышал голос брата в трубке.
— Да, я хотел отвезти маму домой… Но теперь она вряд ли уедет.
— Нам надо с ним повидаться, — отозвался Феликс с плохо скрываемым восхищением. Он тоже не мог поверить в то, что наш отец смог обмануть смерть. — Я сейчас выезжаю, увидимся в больнице.
Эпилог
Заламывая пальцы посмотрела на дверь. За ней отчетливо была слышна чья-то неспешная возня. Ключ клацнул в замочной скважине. Потом раздался щелчок. Дверь медленно поползла, отворяясь.
Через порог шагнул уставший Герман. Его усталость, изможденность я заметила сразу. Небритое лицо, темные тени — свидетельство плохого сна, однако под хмурыми бровями лучился теплотой взгляд карих глаз. Сейчас этот взгляд казался обескураженным.
Мужчина закрыл дверь, в неверии посмотрел мне прямо в глаза. Я видела как он дрожал, сдерживаясь, чтобы не рвануть в мою сторону.
В итоге прижался спиной к двери, пробегая по мне взглядом от макушки до пят.
— Я сплю, да? — прохрипел тихим голосом, совершенно серьезно.
От слез застилающих глаза, от огромного кома в горле, мне было тяжело говорить. Поэтому смогла лишь отрицательно качнуть головой.
— Дана…
Он все-таки рванул ко мне, сразу заключая в теплые объятья. А я расплакалась на его груди… Как же долго мы были врозь. Словно провели вдали друг от друга целую вечность, за которую я успела дико истосковаться. Успела понять насколько сильно люблю его и больше не смогу ни дня провести без Германа.