Зажмуриваю глаза. Мне в макушку словно разряд электрического тока ударяет. Позвоночник становится каменным. Не могу даже шеи повернуть. Я почему-то уверена, что в кабинет зашел Вадим. Выпрямила плечи, выпятила грудь вперед. Сцепила пальцы рук в замок. Поджала пальчики на ногах. Жду. 

Инстинкты вопят. А от напряжения, даже над губой выступили капельки пота.

– Эй, – дергаюсь как от удара. 

Сердце грохочет будто в него саданул разряд 220.

Резко поворачиваюсь. В дверях стоит Герман.

Я подскакиваю с места.

– Боже! – накрываю рот ладонью. – Что они с тобой…

– Так. Стоп. Стоп.

Мужчина стремительно сокращает расстояние между нами. 

По мне же вдруг пробегает волна крупного озноба. Ноги становятся ватными. Неустойчивыми. Оступаюсь. Но Герман во время успевает поддержать меня.

– Ася! – голос холодный, грубый.

Он встряхивает меня. Не сильно, но этого достаточно, чтобы моя голова на плечах заходила ходуном. 

– Зачем они тебя так побили? – поднимаю глаза на мужчину, судорожно всхлипнув.

Чувствую, как из уголков глаз полились дорожки горячих слез. В глазах все мутится искажается. Дрожащими пальцами аккуратно дотрагиваюсь до его разбитых губ. И у меня дыхание сбивается, мурашки диким галопом прокатываются по позвоночнику, а потом бурлящей лавой растекаются по пояснице собираясь внизу живота, когда чувствую, как он целует подушечки моих пальцев. 

Его взгляд черный, глубокий, будто бездонная бездна самого океана.

– Так ты так побледнела из-за того, что видишь мое побитое лицо? – ухмыляясь говорит низким, грудным басом.

Я вместо слов просто киваю. Во рту так сухо, что язык к небу прирос и чтобы хоть слово сказать, нужно сначала выпить стакан или нет, два стакана воды.

– Малинка, это лишнее. Если ты думаешь, что мне больно, то спешу тебя разочаровать детка: я уже давно не чувствую боли. Не расстраивайся.

Я не могу спокойно и осмысленно воспринимать его слова. Понимаю, что говорит это лишь для того, чтобы успокоить меня. Разве может человек на лице которого совсем не осталось живого места не чувствовать боли. Совсем? 

– Ну, что?! Готова идти домой? – мужчина сплетает наши пальцы опускает руку, тянет меня на себя.

– Но, разве нам можно? 

Сухим языком корябающим небо, уточняю. Вскидывая брови.

– А ты сомневаешься?

Качаю головой. Нет. Я в нем не сомневаюсь ни на секунду. И верю ему так же, как себе. Почти. 

– Но, разве… Не нужно дождаться следователя? Подписать бумаги? Можно просто иди?

Мне почему-то этот момент совсем не дает покоя.

Герман окидывает меня лукавым взглядом. На его губах играет загадочная ухмылка, а в глазах искриться огонек.

– Давай проверим. Хочешь?

Мы подходим к двери. Герман открывает ее. Выходим пустой, холодный коридор. Там полумрак. Нигде не видно ни души.

Герман уверенным шагом ведет меня вглубь. Я же затаив дыхание следую за ним. Пролет. Еще один. И никого. Странно и … жутко одновременно. Ёжусь. 

Еще один поворот и мы с Германом стоим на выходе. Изо рта вырывается рваный вдох.

– Нам точно можно выйти?

Герман толкает дверь и мы оказываемся в объятиях снежных, морозных сумерк.

Снежный вихрь закручивается вокруг нас. Колючие снежинки холодят кожу лица и головы. Делаю шаг в сторону мужчины, а он меня неожиданно обнимает, пытаясь защитить от ненастной погоды. Щуря глаза, жмусь к нему ближе, меня колотит. Нет, не от холода, а от того, что прямо перед нами на тротуаре стоит Вадим. 

– Не бойся. Он не тронет тебя, – басит Герман, подталкивает меня к так вовремя подкатившему ко входу такси.

Я делаю несколько неуверенных шажков, а Вадим зеркаля меня делает тоже самое.

– Боже. Только не это, – бормочу под нос. 

Вадим преграждает нам путь, когда мы подходим к такси.

– Мне нужно поговорить с тобой, – говорит холодно, смотрит злобно. 

– Слушай чел, ты думаешь, что совсем бессмертный? – наступает на него Герман, меня же прячет за собой.

– Ася, я не знаю, что это за человек. И если он твой любовник мне тоже плевать. Разбирайся с ним сама. Но я хочу обсудить твою беременность. Это мой ребенок? 

Я чувствую, как дрогнула и тут напряглась рука Германа, которой он меня прикрывал, после слов мужа.