Шрифт:
– Я понимаю, что дорога - это линия судьбы, но не верю, что судьбы у нас - две сиамские сестры!
– А зря!
– Сейчас поставим ее где-нибудь в укромное местечко и пойдем по домам. А маму не тронь. У нее плохое зрение.
– Лучше бы они ослепли, - жесткий был человек и стоматолог по образованию Владимир Довбня.
– Кто же спорит, Володя, - тут Бирюк прикусил язык на выбоине. Профессии у него не было, но это совсем не мешало ему тоже не любить людей. Правда, если приятель это делал несколько выборочно и с жаром, то он Человечество ненавидел скопом, но как-то вяло.
– Ты бы не гнал, а то она меня точно больше не увидит. И тебя, кстати, тоже.
– А номера?
– переживал о своем владелец машины.
– Заберем с собой?!
– Не закатывай истерику! Нутром чую, что все обойдется.
– А что ты еще чуешь? Как будешь доказывать волкам, что ты не верблюд за регистрационным номером 052 - 67?
– Боюсь, что это таки твоя проблема, - согласился Сергей и вдруг толкнул локтем.
– Стой!
Тот остановил машину.
– Что?
– Кажется, я нашел подходящее место, чтобы поставить машину до утра. А оно, как тебе известно, вечера мудренее.
– Ну да? И где это место?
– Да вот, смотри.
И Вовка посмотрел. И увидел простую, освещенную тусклой дежурной лампой вывеску: "Морг".
– Ты спятил!
– Ничего подобного. Сам подумай! Поставим машину здесь и какой идиот станет искать ее в морге?
– Значит, ты про ГАИ совсем ничего не знаешь...
– протянул Вовка.
– Если ты знаешь место получше, то я настаивать не стану. Например, штрафплощадка, а?
– В этом-то и все собачье дело... Ладно, черт с тобой!
Шестая модель "жигулей" цвета мокрого асфальта медленно въехала в широко открытые для всех ворота морга и растворилась в густой темноте. Довбня выключил мотор и мертвая тишина была почти единственным бессменным часовым, дежурившем на этом участке.
00:13
Лена Кирш возвращалась домой. В руках у нее был руль джипа "Cherokee" и она вполуха слушала треп случайного попутчика, подобранного километрах пятидесяти от родного города. Тому было на вид лет под сорок и ничего умного он ей - разведенной женщине двадцати восьми лет от роду, сказать не мог.
Ехала Кирш от своей бабки, которой, подобно Красной Шапочке, отвозила пусть и не пирожки, но лекарства для поддержания жизненного тонуса. Бабке было уже лет под восемьдесят, но бойкостью языка она не уступала самодовольному тупице, сидящему рядом.
Продолжая аналогию, Лена ухмыльнулась при мысли о том, что уж он-то как раз меньше всего смахивает на волка, который мог бы ей повстречаться.
Они уже были неподалеку от города, когда случилось неожиданное и страшное.
Нога до упора нажала педаль тормоза и джип с визгом занесло.
– Похоже, у тебя в жизни появилась цель, перед которой бессилен аспирин, - первым подал голос случайный попутчик. Из разговоров, которыми он развлекал ее в дороге, нетрудно было понять, что тот считает любую цель, поставленной перед собой человеком, головной болью.
– А ведь почти приехали...
– Ч-что т-ты м-мелешь?
– проблеяла девушка, всего каких-то несколько секунд назад уверенная в себе и не боящаяся ни черта, ни бога. Ее длинные красивые пальцы побелели, намертво примерзнув к рулю. Маленький бриллиантик, такой же холодный, тускло блестел в золотой оправе.
– Неужели тебе, татарке, не все равно? Ваша индифферентность вошла в народный фольклор о водке, а ты расклеилась, как девочка.
Лена в самом деле была похожа на татарку, но чуть продолговатые, большие черные глаза и жесткие прямые волосы достались ей совсем по другим причинам.
Одним из ее пращуров был индеец-чероки. В свое время он оказался одним из трех посланников, направленных индейцами к Наполеону. По только им известным причинам краснокожие посчитали его за более белого отца, нежели тот, который сидел в Белом доме. Бонапарт, как известно, на предложение покорить Северную Америку не соблазнился. Чероки пришлось совершить с ним поход до Москвы. Возвращаться из России они не захотели, закончив дни свои в Беловежской пуще, где охотились на зубров, путая их с бизонами. Следствием такого чудесного совпадения и была Лена Кирш. От пращура девушка еще унаследовала безотчетную любовь к джипам имени родного племени и большим ножам. В минуты злости е? одолевало подсознательное желание снимать скальпы. Она ограничивалась тем, что просто держала нож в руках и жажда убийства проходила. Поэтому, один из ножей постоянно находился в машине.
– Это мой первый, - выдавила из себя девушка.
Попутчик молчал. Кричали изредка ночные птицы в кустах на обочине.
Впереди, там, где плавно обрывался нос джипа, под помятым бампером лежал сбитый человек.
Все случилось слишком быстро. Когда автомобиль вписался в поворот на скорости около сотни, она только и успела заметить бледное пятно тела. Реакция еще больше замедлилась от того, что ей показалось, будто оно голое и стоит на четвереньках.
– Ты не виновата. Все произошло слишком быстро. А может это, вообще, был какойто теленок?