– Теперь ты человек. Ты же именно человеком себя ощущаешь?

– Н-не знаю… Не уверен до конца.

– Почему?

– Я как-то по-другому стал к жизни относиться. Всё мне по барабану. Суета сует и всяческая суета. Не интересно. А может, мне пойти сдаться?

– Кому?

– Ну, компетентным органам, например. Или учёным. Пусть меня изучают. Вдруг я мина замедленного действия, которая в определённый момент рванёт?

– О да, изучать они тебя будут. С удовольствием. В психушке. Там таких знаешь, сколько? Из разных созвездий и галактик.

– Что же мне делать? – Глеб смотрел на Романа затравленно, как загнанный волк перед красными флажками. – Что ты мне посоветуешь?

– Позвони Лене. Я думаю, вреда от этого не будет. Она тебя любит. Глядишь – и смысл жизни появится.

Глава 5. Давай возьмём маленькую

«…На место дворника гигантский конкурс —

Музы носятся на метле!»

А. Вознесенский

За полгода, пока Глеба не было в Москве, да и вообще на Земле, жизнь в столице сильно поменялась. Проснувшись утром в один из своих рабочих дней, Глеб решил ещё раз в этом убедиться. «Пойду-ка я на работу пешком, – решил он, – всей кожей прочувствую родной Кутузовский проспект. А то что там из троллейбуса увидишь!»

Изменения подстерегали его сразу же за порогом подъезда. В обширном дворовом пространстве тридцатого дома не наблюдалось ни одной чёрной казённой «Волги» с «МОС-овскими» номерами. Их словно сдуло ветром андроповских перемен. Глеб вышел на проспект. Кутузовский был пуст, как утром первого января – сразу после встречи Нового года. По широченной проезжей части двигались одиночные машины. Совершенно безлюдные тротуары. У входов в популярную «Кулинарию» дома № 26 и у гастронома напротив неё публики было столько же, как и в разгар марсианского лета на пляжах знаменитых местных каналов. То есть никого. «Никому ромштексы не нужны? И пиво? Зайти, что ли, в «Гастроном» в двадцать девятом доме и взять бутылочку-другую для душевного равновесия?»

Глеб спустился в подземный переход и направился на нечётную сторону проспекта. Внутри «Гастронома» народу было столько же, сколько и снаружи – раз, два и обчёлся. Молодой человек сразу же отправился к рыбному отделу, где, как помнил, продавали пиво. К его удивлению, на витрине стояло «Жигулёвское» по тридцать семь копеек, а из потребителей оного кругом – кроме самого Глеба – никого не наблюдалось. Та же ситуация ждала его у кассы. Глеб пробил семьдесят четыре копейки, взял сдачу с рубля и через пару минут продолжил свой путь в сторону Кремля.

Любимое кафе-мороженое «Медведь», конечно, ещё закрыто. Равно как и закусочная рядом. «Ничего, на кухне нашего «Кондитерского» найдётся местечко для моих двух бутылок. А в «Медведь», если сложится, как-нибудь зайдём вместе с Леной». Афиши кинотеатра «Призыв» предлагали посмотреть фильмы «Возвращение резидента» и «Берегите мужчин». Глеб подумал: «Ишь ты, резидент вернулся. Прямо в точку. Надо будет сходить, посмотреть. Заодно в тире постреляю».

Афиша следующего кинотеатра по Кутузовскому, «Пионера», гласила: «4:0 в пользу Танечки». «Молодец Танечка! На неё тоже стоит посмотреть».

Предстояло решить: перейти вновь на чётную сторону или идти дальше по этой стороне Кутузовского, переходящего в Большую Дорогомиловскую улицу, и у светофора за кафе «Хрустальное» пересечь её. «Заодно взгляну в сторону родного КПЗ. Как она там, тропа Хо Ши Мина, поживает? И ателье моё меховое, на месте ли оно? Не закрыли его соколы андроповские, как закрыли директора «Елисеевского» Соколова?»

Всё оказалось на местах своих. Продуктовая валютная «Берёзка», как всегда, охранялась людьми в штатском, а меховое ателье призывно отражало своими витринами яркие лучи восходящего солнца. И тропа Хо Ши Мина приглашающе распахивала свои объятия, ведущие к знаменитому КПЗ – Киевскому Пивному Залу. Буйная фантазия завсегдатаев заведения наградила его ещё одним ник-неймом – «Сайгон». Каким ветром в головы прилежных посетителей Зала занесло название весьма отдалённой от нас столицы одного из Вьетнамов – тем более враждебного, капиталистического – одному «Ячменному колосу», за двадцать копеек кружка, известно. Естественно, что с воцарением в 1976 году в Южном Вьетнаме прогрессивного социалистического строя название «Сайгон» было заменено на дружественный Хошимин. А улица Можайский Вал была единогласно переименована в Тропу Хо Ши Мина.

Глеб покинул Большую Дорогомиловскую улицу, свернув налево во двор дома номер четырнадцать. Того самого, где размещалось родное меховое ателье. «Здесь каждый камень Соколова знает, – мелькнуло в голове у Глеба. – Ёлы-палы, ведь я же однофамилец елисеевского горемыки! Ну, нет худа без добра: мина в одну воронку дважды не попадает».

Придя к этому успокаивающему умозаключению, Глеб свернул на парковую дорожку. Во дворе было совершенно пусто, лишь со стороны Кутузовского навстречу ему двигалась подозрительно знакомая фигура.

Здесь следует сделать небольшое лирико-биографическое отступление. В своё время, вскоре после занятия престижной должности грузчика «Кондитерского магазина» на Кутузовском проспекте, не успев ещё освоить все азы этой тонкой интеллектуальной профессии, Глеб почувствовал недостаток денежных средств в своём нагрудном кармане. Первое, что пришло ему в голову, – обратить внимание на местный ЖЭК. Прежде всего на тот его отдел, который занимался уборкой окружающих территорий. Не прошло и трёх дней, как Глеб встречал московский рассвет, будучи вооружён метлой и совком. Причём во дворе того же дома, где располагался «Кондитерский». Никаких документов для занятия поста дворника от Глеба не потребовалось. Знай только, маши метлой. В этот же памятный день произошло первое знакомство с коллегами по службе. Народ был свой – все с Кутузовского проспекта и его окрестностей. Вначале Глеб познакомился с Володей, высоким молодым человеком весьма интеллигентной наружности. Их беседа затронула темы, весьма удалённые от плоскости асфальта. С энтузиазмом обсуждали перипетии и тонкости романа Достоевского «Бесы», вникая во все возможные социокультурные нюансы произведения. Родители Володи, по его словам, находились в длительной заграничной командировке по научной части. Глеб получил от Володи приглашение посетить того по месту жительства в доме на Большой Дорогомиловской улице с дегустацией свежесваренных раков. Вторым сослуживцем оказался некто Миша, плотный бородато-усатый брюнет, имевший фотографическое прошлое – работал фотографом со знанием иностранных языков. В нынешней реальности всем фотографиям Миша предпочитал винно-водочные отделы гастрономов после одиннадцати часов утра. Скажем прямо, оклад дворника не слишком способствовал частому посещению Мишей любимых мест. Поэтому друзьям и коллегам очень часто приходилось слышать от него фразу, которая стала хрестоматийной: «Давай возьмём маленькую!» Отказываться от такого скромного предложения друзья и коллеги считали неэтичным.