– Я знаю, почему папа попросил Вас это сказать. Ему не нравится, что Генрих много пьёт. Но это временно, у него депрессия сейчас. Его картину отказались принять на выставку и покупателей нет. Кстати, Алина Викторовна, Вы сюрреализмом не увлекаетесь?

– Нет, это не по моей части абсолютно. Кстати, алкоголь неплохой стимулятор для сюрреалистических видений. Ты имей это в виду, многие художники лишь так могут стимулировать своё творчество, а это чревато проблемами. Ты готова быть тем, кто не реализуется сам, а разгребает проблемы другого?

– Не знаю. Я сегодня посмотрела, как работаете Вы, и вот так реализовываться мне расхотелось однозначно.

– Так тебя никто и не заставляет так реализовываться. Найди, что именно тебе интересно.

– Путешествовать интересно. Что-то новое узнавать. Ездить смотреть достопримечательности.

– Значит, тебе надо заняться журналистикой или гидом стать.

– Писать на заказ это не для меня. И ездить с туристами в качестве обслуживающего персонала меня не прельщает.

– Экспедиции в неизведанные места?

– Там сложно, нет удобств. Нет, это тоже отпадает. Быть музой гениального художника намного приятнее.

– С этим не поспоришь. Главное не ошибиться в его гениальности, и ещё при жизни ухватить чуточку славы и признания. А то посмертные регалии мало кого порадовать могут. Если только потомков.

– Папа мог бы Генриху помочь.

– Твой папа, Оль, обладает феноменальным чутьём. В бизнесе без этого никак. Если бы твой Генрих действительно был гениальным, он бы уже его раскрутил, и сам поимел бы на этом столько, что многие от зависти бы упали и не встали. Раз решил не раскручивать, «овчинка выделки не стоит». Поверь мне. Не увидел он в нём «божьей искры», и ты лишь теряешь время. Ты выбрала, как говорят на скачках «не ту лошадь». Время есть, обязательств к счастью, у тебя пока нет, поищи более достойных представителей творческой элиты. И самое главное, не торопись с детьми. Женщину ребёнок связывает по рукам и ногам. Больше свободного выбора у неё не остаётся.

– Это Вы на собственном опыте?

– В том числе.

– Вы можете просто картину Генриха посмотреть?

– Могу. Пошли.

Мы прошли к домику, где я когда-то ночевала. На диване храпел бородатый мужик. Наш визит его не потревожил. Мы прошли в соседнюю комнату, и я на подставке увидела откровеннейшую мазню.

– Это ты его вдохновила?

– Да! А как Вы догадались? Почувствовали? Энергетика всё-таки есть?

– Это логическое предположение. Лишь женщина, которой посвящено такое хаотичное нагромождение мазков, будет пытаться разглядеть талант в авторе подобного творчества. Он не творит, Оль, и не самовыражается. Он малюет, для того, чтобы иметь возможность что-то требовать. Денег, любви, внимания, почитания. С таким же успехом можно восхищаться «сеятелем, разбрасывающим облигации» Остапа Бендера. Он тоже был художником, в душе, и так видел.

– Я не знакома с творчеством Остапа Бендера. Я долгое время за границей жила. Мы в Лондоне с мамой жили.

– Понятно. Лондон, это замечательно, – не став ей ничего пояснять про Остапа Бендера, кивнула я.

– Вы были в Лондоне?

– Нет, мне климат не подходит.

– Обычный там климат. Это больше устоявшийся стереотип, что там сыро и туманно. Нормально там.

– А почему не осталась?

– Работу трудно найти. Дорого всё. Папа сказал, что содержать не будет, а самой мне не по силам достойно там себя обеспечивать. Пришлось вернуться.

– Ты хорошо знаешь два языка. Почему бы тебе не пойти работать переводчицей?

– Стоять при ком-то и тупо переводить? Это занудно. Я жить хочу, а не прозябать.

– Зачем ты вчера согласилась пробовать работать со мной?

– А Вы прикольная очень. Я таких раньше не видела. И с папой зачётно так общаетесь. У меня так не выходит.

– Оль, я так понимаю, ты ради интереса согласилась, и я надеюсь, интерес свой за один день удовлетворила. Давай на этом эксперимент по внедрению тебя в компанию прервём?

– А мне выплатят премию? Ну например за то, что я буду молчать о том, что вы с папой акции скупать будете, хотя на торги не вышли?

– А сколько ты хочешь за молчание?

– Купите картину у Генриха.

– Картину покупать точно не буду. А вот денег дать могу. Озвучивай сколько. Только на одном условии: передавать их при твоём папе буду, чтобы гарантом в случае неисполнения тобой своих обязательств он был.

– Я не хочу, не хочу так, – неожиданно выкрикнула она, а потом бросившись на ближайшую кровать разрыдалась.

– Оль, – я села на край кровати, осторожно коснулась её плеча. – Что с тобой творится? Ты вроде девочка неплохая. Я иначе с тобой бы и пробовать не стала. А шарашит тебя что-то сегодня, того и гляди в разнос пойдёшь. Что случилось?

– Я устала! Почему я всем всё должна?! Не хочу так! Не хочу!

– А можно уточнить кому всем и что ты хоть для кого-то сделала?

– Генрих мозг выносит, что с папой договориться не могу. Папа заставляет всё делать самой. Ещё мама звонит с претензиями, и бабушка тоже. Достали меня все.