Шрифт:
Здание в мавританском стиле с просторным арочным портиком и горизонтальной, слегка нависающей крышей выглядело благородно-изысканно: время превратило в янтарь простую желтизну стен из местного песчаника, оно же слегка затушевало и яркую киноварь крыши.
Широкий балкон, куда выходили окна верхнего этажа, обильно зарос глицинией и виноградной лозой, сиренью и яркими побегами бискутеллы. Слева – зеленый от мха мощеный двор, ведущий к конюшне и другим хозяйственным постройкам. За домом – сад.
– Дом, конечно, старый, – заметил Элвин, увидев лицо своего шефа. – Кое-что требует ремонта. Электричества нет, только газ. Но мистер Тенни был им очень доволен. Видите ли, рядом с офисом нет подходящего жилья, а здесь у нас долгосрочная аренда… С мебелью…
– Ясно, – оборвал его консул.
Устремившись всем корпусом вперед, он зашагал по пологим ступеням крыльца к распахнутым дверям, где их уже ожидала улыбающаяся полная женщина средних лет в строгом черном платье, которую Деккер представил как Магдалину.
Внутри был прохладный холл с высоким потолком и мозаичным полом, по разным сторонам которого располагались выполненные в стиле рококо столовая и гостиная с массивной двустворчатой дверью. В глубине холла темнела спиральная лестница из орехового дерева, и консул, памятуя о своих обязанностях и правах, невзирая на усталость, грузно поднялся на второй этаж для осмотра комнат. Их было намного больше, чем требовалось ему с сыном и будущим потенциальным гостям, но это не могло смутить человека с изысканным вкусом. Консулу понравился простор помещений, инкрустированные тумбочки и комоды, позолоченные стулья с гобеленовой обивкой, сонетки с кистями и выцветшие бархатные шторы; даже легкая затхлость длинного коридора и та ласкала его обоняние. Когда доставят его увесистый багаж, здесь будет достаточно места для книг и фарфора и для замечательной коллекции старинного оружия, собранной им за много лет в разных местах.
Когда Брэнд спустился в холл, было заметно, что он доволен. Элвин вздохнул с облегчением, его карие глаза радостно заблестели.
– Надеюсь, все в порядке, сэр? У меня оставалось не слишком много времени после отъезда мистера Тенни, но я сделал все, что мог.
– Разумеется, – обходительно ответил консул, придав голосу максимальную загадочность.
Он не настолько глуп, чтобы начинать свое руководство с расточения похвал помощнику. Это лучший способ разрушить дисциплину и спровоцировать фамильярность. Кроме того, он уже решил, что общество этого нервного юнца в облегающем костюме, лопнувшем под мышкой, совершенно невыносимо и лучше держать его на расстоянии. А так как Элвин все не уходил, вертя в руках соломенную шляпу, словно ожидал, что его пригласят остаться, может быть, даже предложат выпить хереса, Брэнд вежливо, но решительно проводил его к двери:
– Увидимся завтра в офисе, мистер Деккер.
– Хорошо, сэр.
– Вы всегда приходите ровно в девять?
– Да, конечно!
У Элвина покраснела шея над воротничком. Перед тем как попрощаться, он остановился на ступеньках крыльца и, набравшись смелости, запинаясь, произнес:
– Могу я надеяться, что вы окажете нам с миссис Деккер честь своим посещением? Мы живем на Калье Эстрада, дом небольшой, но мы постарались превратить его в кусочек старой доброй Америки.
Его неуверенность вызвала сочувствие у Николаса, и он умоляюще посмотрел на отца. Консул ответил Элвину предельно вежливо, но, когда тот ушел, губы Брэнда скривились. Никто не мог поставить под сомнение его лояльность к своей стране, и все же он считал себя рафинированным космополитом, вылепленным европейской культурой, – по сути, гражданином мира! Неудивительно, что наивная фраза Элвина вызвала у него усмешку.
В семь часов вечера Гарсиа, замечательно предвосхитив пожелание хозяина, объявил, что обед подан. В столовой их ждали два прибора, и, усевшись в разных концах длинного резного стола с горящим канделябром посередине, отец и сын приступили к первой трапезе в новом доме.
Погруженный в свои мысли и глубоко озабоченный переутомлением Николаса, консул ел молча. Но превосходная еда и отменное обслуживание, приятная полутьма прохладной комнаты принесли ему успокоение, развеяв все досады и огорчения этого дня. Тяжелым задумчивым взглядом сопровождая все движения дворецкого, он наконец приподнял завесу непроницаемой сдержанности:
– Вас зовут Гарсиа, как я понимаю?
– Да, сеньор.
– Вы всегда жили в Сан-Хорхе?
Гарсиа выпрямился с бесстрастным видом. В глубине его лишенных выражения глаз на мгновение вспыхнуло, отразившись, пламя свечей.
– Нет, сэр. Я жил в гораздо более крупных городах. И всегда у самых лучших людей. Прежнее место моей службы было у семьи де Аоста в Мадриде.
– Вы имеете в виду маркизу де Аоста?
– Одну из ветвей этой семьи, сеньор.
Харрингтон Брэнд понимающе кивнул. Он бы возмутился, если бы его обвинили в снобизме. Тем не менее он придавал большое значение общественному устройству, и ему было приятно, что этот молчаливый человек, который сейчас ему прислуживает, имеет, если можно так выразиться, аристократические рекомендации.
– Передайте поварихе, что утром я хочу ее видеть. У сына хрупкое здоровье, ему требуется особая диета.
Когда Гарсиа, поклонившись, бесшумно удалился, консул с удовлетворением заметил:
– Превосходный малый!
Слово «превосходный» – относилось ли оно к слуге, лошади или его близкому другу профессору Галеви из Парижа – было высшей похвалой в устах консула. Но на этот раз Николас не смог разделить восторг отца. Первым же косым взглядом дворецкий вызвал в нем странное неприятие, которое он не мог объяснить.